1 ...7 8 9 11 12 13 ...23 ***
С тех пор спокойствие, необходимое для занятий чуть ли не любым видом китайского искусства, покинуло меня, мысли роились и рассыпались, перепутываясь между собой: «На полу разбросаны листки с каллиграфией, на столе печати, маленькие ножички, куски камня, тушечница, книги по каллиграфии, одна про любовь, библейские рассказы, сигареты, зажигалка – значит курит. Интересно, когда начал? О многом так хочется спросить, не выходя при этом за рамки. А то, что он думает, это и совсем загадка. Только однажды попросил меня не уезжать из Китая. Неужели искренне?».
Шэнли просил меня остаться, потому что я не принадлежала этому университету, городу, стране, цивилизации, и неизбежно должна была вернуться к себе на родину, вопрос был лишь в том, рано или поздно это произойдет. Так, мы не владели ничем: ни прошлым, ни будущим, в нашей власти оставался только настоящий момент, убегающий, подобно песку, струящемуся меж пальцев.
Когда мы рисовали, я почти не видела его лица, только руки с кисточкой, поправляющие разводы на моих пионах. Его ладонь была большой, и казалось, что ей можно зачерпнуть луну, отражающуюся в воде реки Ихэ. Он держал кисть так уверенно и твердо, что линия едва ли могла дрогнуть, звенела натянутой струной, извивалась гремучей змеей, бежала черной рекой, также как лилась черной рекой моя тоска. «Спасайте всех, помогая перебраться на другой берег» – как написано в одном буддийском трактате. Мне не перебраться. Полные легкие черной воды. Мне казалось, что черный запах разливается по мне, от запаха становится черной кровь, черные вены, разветвляясь и крутясь, плетут свои причудливые черные узоры. Тогда же я написала свое первое стихотворение:
Черной тушью разольется
Без тебя моя печаль,
Тонкой линией несется
В ускользающую даль.
Гибкой змейкой с черной кожей
По снегам моих листов,
Темной вязью непохожей
На понятность твоих слов.
Черный, черный, снова черный,
Цвет небес, глубин, зимы,
Цвет Вселенной непокорный,
Где нет света и нет тьмы.
Я была благодарна небесам: у меня никогда не было такого друга: понимающего, внимательного. Как бисер в руках я перебирала те моменты, когда мы были вместе, дирижировали кисточками по белым листам. Его кисть была пропитана черной тушью, моя – нежно-алым цветом пышных пионов.
– Ты рано просыпаешь в воскресенье? – спросил как-то Шэнли.
– Да, я мало сплю в последнее время. Поздно ложусь и рано встаю.
– Пойдем со мной в церковь. Я заеду за тобой в полдевятого, идет?
– Я знала, что ты верующий. Видела книгу с библейскими рассказами на подоконнике. Но не догадывалась, что здесь есть церковь.
– Вот завтра и посмотришь.
– Договорились.
– Моя мама стала верить, а я вслед за ней. До шестнадцати лет я был очень слабым, постоянно болел, никто не мог нам помочь. Мама совсем было отчаялась, но однажды ей приснился сон: какой-то старец сообщил моей матери, что необходимо отвезти меня в Пекин, в главную больницу, там есть врач, который поможет мне. Мама так и сделала, во что только не начинаешь верить, когда за спиной у тебя стоит отчаяние. Мы, действительно, нашли этого врача, и он вылечил меня. Я стал поправляться на глазах, и теперь, как видишь, сильнее всех своих друзей. Моя болезнь принесла веру в наш дом. Хотя родители все же не так часто ходят в церковь.
Я ушла от него со сладкой болью, все время думая о том, что однажды придется расстаться и залатывать кем-то образовавшуюся брешь. Вряд ли есть человек, мечтающий быть заплаткой.
Вот-вот, «сладкая боль», «сказочная минута» – выражения, достойные слащавой средневековой итальянской поэзии. Не люблю ее такой. Такое ее состояние называю «пьяной восторженностью».
***
Я спускаюсь с лестницы, выхожу на крыльцо. Вот он сидит на велосипеде, опираясь одной ногой на землю. Сейчас он почувствует взгляд на своей широкой спине, обернется и улыбнется мне. Я не даосская предсказательница, но все происходит именно так.
Мы едем через узкие улочки. Кто-то стирает, кто-то сушит белье, кто-то, выставив тазик на проезжую часть, моет голову, кто-то продает кур и петухов, кто-то играет со своим малышом. По дороге, не слезая с велосипеда, покупаем на завтрак горячие баоцзы 16 16 Китайские пирожки с начинкой, приготовленные на пару.
. Я не надеюсь увидеть огромный готический собор. Церковь находится в одном из частных домов. Ее сразу видно по огромному количеству велосипедов, оставленных у входа. Мы с трудом находим свободное местечко, не закрывая велосипед, ставим его возле стены и заходим в прибежище для верующих. Помещение похоже на зал филармонии бедного квартала: впереди – подобие скорее сцены, чем алтаря. В глаза бросается большой нарисованный красный крест. Прихожане сидят на стульях, расставленных рядами. Мы приходим поздно, поэтому занимаем места в конце, привлекая внимание любопытных студентов и пенсионеров, которых здесь большинство.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу