Мария Мелех - Сны Бога. Мистическая драма

– Она может работать на тебя, если даже станет твоей подругой и, тем более, женой. Это глупые отговорки. Сколько можно жить бобылем? Твоей Глэдис давно уже наплевать на тебя!

Я отмахиваюсь от него: с тех пор, как Джон женился, у него в голове только растиражированные планы моего счастья. Может быть, все дело в скрытом чувстве вины – совершенно напрасном, на мой взгляд, ведь наши совместные походы по злачным местам не закончились вместе с его шумной свадьбой. Анна пока что удачно вписывается в навязанную ей роль все понимающей женушки заправского кутилы. Да и мое воспитание и характер не позволяют придать этим вечерним посиделкам в кабаках чрезмерную игривость – которую Джон, не будь рядом меня и супруги, в два щелчка своих крепких толстых пальцев довел бы до фарсового скандала.

– У нее есть бойфренд, ты все время забываешь об этом.

– Да, а твоя знаменитая порядочность не позволяет тебе этого сделать.

Джон грузно поднимается со своего кресла и подходит к бару. «Пропустим по стаканчику перед обедом?.. Анна, любимая! – орет он в невидимое пространство внизу, не обращая внимания на стены и пол. – Когда там уже?» С первого этажа доносится довольное чириканье, из которого мы понимаем, что «барашек почти поспел, но картошка еще томится». Джон довольно улыбается. У них свои пароли и секреты, свои роли в домашнем кино. И это ароматное тепло его обновленного человечьей любовью дома – ни что иное, как еще одна стрела, которую этот жирный купидон безыскусно и грубовато пытается всадить мне в сердце, видимо, путая его с терпеливым лоном своей жены. «Видишь… – лукаво подмигивает он, зная, что я слаб и зависим от комфорта и заботы, – к черту ее парня, Ник, ты же знаешь, что она в тебя влюблена!»

– Влюблена в меня. Уже шесть лет. И все это время спит с другим и водит его за нос, откладывая помолвку. А он, как последний неудачник, слеп и ничего этого не видит? Тебе не кажется, что это о многом в ней говорит, Джонни?

– А что бабе одной быть? – рассуждает он. – Что ж ей теперь, загнуться в холодной постели?

Мы слишком близко подобрались к любимой теме моего друга, но я уже не могу удержаться и подпускаю яду: «Действительно… Вдруг навыки потеряет?»

Джон гогочет, виски в его стакане ритмично отплясывает ирландский рил. Он доволен, его родная стихия подчиняет себе весь мир, и в ее торжестве он готов не заметить, что ни на шаг не продвинулся к моей холостяцкой крепости. «Ну а что? – смачно громыхает он своей житейской мудростью. – Всем известно, что ты у нас привереда!»

Да, я большой привереда. Я знаю, что любовь профессионализмом не подделать.

– Да ладно! – с примирительной надеждой резюмирует он, – дело к концу близится. Стоит бабу в дом пустить, а к сердцу она ключ подберет. Дорис – умничка…

– Она всего лишь секретарша, пусть я и позволил ей рыться в моих вещах, – прерываю я его, а затем оттягиваю ворот свитера и поддеваю пальцем шнурок. – Вот этот ключ, и никто без моего разрешения… Ты понял?

– Это ключ от твоей мастерской, Николас, – отрезает Джон.

Я презрительно поджимаю губы: что бы знал этот любитель пива об устройстве моей души? Но за всем его грубоватым непониманием чувствуется решительная и жестокая нарочитость хирурга, определяющего границы плоти, пораженной болью. Он опять пытается донести до меня мысль, что я сплел в адский колтун пути, по которым бродят мое тело и сознание.

После неторопливого сытного обеда мы обнаруживаем, что пора отправляться в аэропорт, и я набираю номер Дорис: шофер должен забрать мой чемодан, пока мы с Джоном допиваем откупоренную коллекционную бутыль в машине. Я наивно надеюсь, что больше не увижу ее на этой неделе, что ей не взбредет в голову какая-нибудь особо романтичная идея попрощаться со мной в бензиновых парах моего роллс-ройса… «Я уже в Хитроу», – устало отвечает она.

Как? Почему? Я очухиваюсь от никчемного сна, похожего на серое напыление дня на ослепительном снегу, ощущая, как поводья сюжета выскальзывают из моих рук со склизкой упругостью, словно черные щупальца осьминога.

«Николас, ты никогда не можешь рассчитать время, – тихо и покорно поясняет она, – и потом, ты даже не вспомнил о папке с предварительной сметой и бланками договоров». Тихая агрессия вкрадчивым облаком газа заполоняет мой мозг, я бросаюсь на защиту своей свободы: «Дорис, я летаю почти каждую неделю, меня быстро пропускают, к чему эта перестраховка? За папку спасибо. Скоро мы будем на месте, и я отпущу тебя домой».