Петр Оффман - Купол на Кельме

Я стал с увлечением описывать Москву. Девушки не раз видели в книгах изображение Кремля, Красной площади, станций метро, но плохо представляли масштабы. И, когда я говорил им «Столбы мраморные, с эту елку ростом…», им казалось, что я преувеличиваю.

– Чать, душно под землей, дышать нечем?

– Да нет, светло и просторно. А людей-то, людей! Считайте сами: каждые две минуты поезд, в поезде шесть вагонов, в вагонах сорок сидячих мест. А в часы пик, тогда давка… Леонид Павлович, вы помните, что на свете существует давка?

Вокруг нас расстилалось обширное болото с редкими березками. Почти все они были сломаны, стояла только кора, наполненная трухой. По просторному небу ползли сизые тучи. На горизонте синела тайга. До нее было километров десять.

И мы отлично знали, что на всем этом пространстве находится тринадцать человек – рыбачья артель – и мы с Мариновым. Даже не верилось, что где-то существует город с миллионами жителей, многоэтажные дома, асфальтированные магистрали с потоками автомобилей, которые нужно сдерживать светофором, чтобы они не столкнулись. Смешно было и думать о столкновениях на волоке, где одну лодку перетаскивали и то не каждый год.

– Лучше я пришлю вам открытки, – сказал я, так и не сумев объяснить, что такое уличное движение. – Письма к вам доходят?

– А как же… как ляжет снег – привезут. А весной мы сами домой поедем.

– Тогда пришлю подарки. Кому что хочется?

Степанида попросила сережки, Фелицата – узорный платок.

– А мне ничего не надо, – сказала Лукерья. – Я и так вас не забуду.

Так, перемежая работу разговорами, мы незаметно миновали волок. Путь пошел под гору, девушки разогнали лодку и с ходу спустили ее на воду.

– Ну, вот она, ваша Кельма желанная!

Надо было прощаться. Хотелось поблагодарить как следует за помощь и за дружеское участие. Я пошарил в кармане и нашел только один ножик с полосатым черенком. Один на троих. В армии делали такие из специальных стекол. Девушки тут же разыграли его. И Фелицата с торжеством завязала подарок в уголок платка.

Неожиданно Лукерья запела. Это было причитание: и песня, и плач. Заунывным голосом, нараспев, говорила она, что она одна на свете, некому ее приласкать, приголубить. И молодые годы проходят на пустынном озере, куда гости заглядывают раз в пять лет и то спешат скорее уехать. Горестное пение никак не вязалось с румяным лицом девушки, ее задорным носом и лукавыми глазами.

– Да что ты, Лукерья, голубушка! Успокойся. К чему?

Но, взглянув на мое расстроенное лицо, Лукерья расхохоталась:

– Ой, девки, не могу! Гляди, разжалобила… Пошли отселе, а то заплачут!

И, подхватив подруг под руки, потащила их прочь.

Уже отойдя шагов на двадцать, девушки обернулись разом.

И та же Лукерья сказала серьезно:

– Жалко расставаться с вами! Привыкли, как к своим. Уж лучше бы зимовали у нас, честное слово!

Мы плыли по Кельме на север, а зима наступала на юг, навстречу нам. С каждым днем становилось все холоднее. Листья, опавшие с берез, бурым месивом плавали у берега. Лужи в болотах покрывались за ночь хрустящим ледком; белая изморозь украшала затейливые веточки мха.

Обычно Кельма замерзает в октябре, изредка в конце сентября. Мы переправились через волок шестого сентября и к двадцатому рассчитывали прибыть в Усть-Лосьву. Времени было в обрез.

По утрам, глядя на заиндевевшие берега, каждый из нас думал: «Успеем ли проскочить?»

Плыли мы быстро. Тяжело дались только первые пятнадцать километров от волока до Федькиной избы, где нам пришлось прорубаться сквозь густые заросли болотной травы. А дальше река сама несла нас. Мы двигались почти беспрерывно, задерживаясь только у шивер.

Перед каждой шиверой методичный Маринов обязательно причаливал к берегу, чтобы осмотреть препятствие и сверху и снизу.

– Как будто пустяковая шиверка, – говорил я. – Не стоит вылезать на берег. Авось пройдем и так.

– А если не пройдем авось? – сурово отвечал начальник. – Если утопим лодку? Как вы будете вылавливать коллекции и фото? Кто вам поможет здесь, за двести километров от жилья?

Действительно, в случае несчастья ждать помощи было неоткуда. На всей реке мы встретили два-три развалившихся летника. Люди заглядывали сюда редко – это видно было по дичи. Утки стаями подплывали к лодке, раза два мы видели издали сохатых, однажды встретили медведицу с медвежонком. Мохнатый малыш привстал на задние лапы, чтобы лучше рассмотреть нас, но осторожная мать шлепком поставила его на четвереньки. И, забавно переваливаясь, медвежье семейство заковыляло в лес.