Владимир Леонов - Великие легенды Европы. От Соломона до Кончиты

Вконец расстроился Фауст, Понял он, что все его увещевания бесполезны. Терзаемый печалью, а потому все сильнее мрачнее, он решил вернуться к себе домой, в Виттенберг. В свой пыльный и темный рабочий кабинет, к разбросанным манускриптам, позабытым ретортам.

Вот и родной замок. Фауст с нетерпением открыл дверь кабинета, полной грудью вдохнул такой знакомый запах пыли и плесени. Природной пыли и плесени, а не человеческой, с которой сталкивался в последнее время. За столом, высунув кончик языка, усердно скрипел гусиным пером, восседая в его кресле, Кристоф Вагнер.

– Вы вернулись, дорогой доктор! – радостно привстал он. – Подумать только, как давно вы покинули кабинет! И ни слуху, ни духу. А теперь хорошо, что вы вернулись целым и невредимым. Все – таки путешествие пошло вам на пользу. Вон как помолодели! Вас теперь и не узнать! А я тоже время не терял, кое в чем преуспел, стал магистром, читаю вот лекции студентам..

– Я очень этому рад, дорогой Вагнер. Вижу, вы стерли пыль с моих книг.

– И не только, доктор Фауст! Я составил им полную опись. Читать никому не давал – вашего дозволения не было, да и переплеты портятся. Вот видите, книги ваши стоят в полном порядке на полках, сверкают чистотой…

– Это хорошо! И Порядок в них строгий. А что там в колбе?

– О, это великий секрет. Разумеется, только не для вас. Пока вы отсутствовали, я прочитал в книге алхимика Парацельса один рецепт, очень необычный рецепт, странный даже – как создать в колбе гомункула – живого маленького человека. С той пор я выращиваю его, как выращивают кристалл.

Чрезвычайно любопытный опыт! Он меня заинтриговал! Я помогу вам создать гомункула, Вагнер. Но такого, что он будет, вы только представьте, он будет мыслить! Это самое главное. И, может быть, придет время, и этот маленький мыслящий человек выйдет из стеклянной колбы и превратится в настоящего человека. Вот будет потрясение для умов ученых!

После этих слов Фауст осторожно накрыл колбу своей мантией.

На следующее утро Фауст снял мантию, в колбе, напоминая видом свернувшийся розовый клубок, лежал гомунку*.

– Солнце! Я Вижу солнце! – вдруг засмеялся он тоненьким детским голоском. – О счастья рождения, о красота жизни! Откройте поскорее окна настежь, я хочу глядеть и глядеть на солнце.

Взлетела колба с гомункулом под потолок и начала неистово кружиться по лаборатории.

Как радовался солнцу гомункул! Глядел на него непрерывно, протягивал к нему ручки, весело смеялся, кружась от счастья в своей кроватке – стеклянной колбе.

Изменилась и жизнь Фауста, она вдруг наполнилась светом и радостью. Он с нетерпением ждал утра, чтобы снять мантию с коблы, увидеть улыбающееся лицо гомункула, его непосредственно ликование от встречи с солнцем, природой, с Фаустом.

Полюбил Фауст беседы с гомункулом. Это маленькое существо, столь невзрачное на вид, обладало великим разумом и было способно угадывать мысли Фауста лучше и быстрее, чем Вагнер или даже Мефистофель.

– О чем вы думаете? – интересовался гомункул у Фауста. – Хотя подождите, молчите, ничего не говорите мне. Я опущу веки, закрою глаза и увижу. Это словно в ночь зажигается фонарь. И ты видишь круглые заснеженные горы, густые оливковые рощи, стада кудрявых овец у подножий гор. А еще видишь угрюмый темный дом, возведенный из гигантских каменных плит, на пороге дома плачет женщина – образ самой Красоты. Чистый и ровный лоб, перламутровый блеск которого прикрывают завитки золотых волос.

– Ну конечно, это Елена Прекрасная, царица Спарты. Такой, как ты ее обрисовал мне, я и представил Елену и показал французскому королю. О как бы я хотел увидеть живую, настоящую царицу Спарты!

– Вы хотите побывать в Древней Греции? Но это можно сделать только на волшебном корабле времени.

– Мне приятно говорить, что ты читаешь мои мысли, гомункул! Вот посмотри, я уже приступил к созданию проекта этого корабля, чертежи заканчиваю.

И вот во доре появились искусные плотники с топорами и пилами. О как сладко для сердца Фауста застучали топоры, завизжали пилы. Работа кипела и днем и ночью, а сколько топоров затупили мастеровые и переломали пил, это было не в счет, делалось главное – волшебный летучий корабль. Мефистофель, изрядно посмеиваясь, тем не менее трудился чертовски прилежно: вовремя доставлял из дальних стран, по указанию Фауста, самое легкое дерево и самое твердое.

Не успели серьезно приустать Фауст и плотники, а корабль уже построен. Красавиц – остроносый, узкий, поджарый. Ничего лишнего. Паруса были сшиты из специальной, подобранной Фаустом, тонкой ткани. Висели они сейчас неподвижно, как паутина: надуть их мог только ветер времени.