Владимир Леонов - Великие легенды Европы. От Соломона до Кончиты

– Ты хочешь обескровить меня? – прервал монолог черта Фауст. Он вдруг стал расти, подниматься все выше и выше, как тень от дерева при закате солнца. Ты хочешь поместить меня в свой кромешный ад и ты считаешь, что мне в нем буде просторно и вольготно. О как ты наивен и глуп, дитя уродливое! Во мне умещаются и ад, и рай, и само небо, и вся земля, весь род людей и весь мир! А ты только незначительная и самая худшая часть этого мира. Не тебе владеть мною, из рода человека вышедшего!

– Конечно, у тебя этого не отнять – мастер ты рассуждать, пыль в глаза пускать. Затуманивать другие умы. А где твоя совесть? Ты мне обещал – исполни! – И Мефистофель подал Фаусту договор. – Все эти двадцать четыре года я исправно выполнял его, был у тебя подневольным, невзрачным существом на побегушках, малое дите неразумное… Но именно с моей помощью ты узнавал все, что душа твоя желала. Ты перенасытился познанием, оно сейчас обузой для тебя, в любой момент убьет тебя. Так что ступай и служи мне.

– Как ты сказал? Насытился познанием? Да как можно! Для него и тысячей жизней не хватит!

– Вот какое дело стряпаешь ты! Собрался прожить тысячу лет? Полноте, доктор, смешить меня, вы, право, с ума сошли! Неужели я недосмотрел, что – то неведомое мне упустил, как будто ты эликсир бессмертия отведал. Но где ты его взял? О человек, ты коварнее и нечестивее самого отпетого беса.

– О демоническое явление в образе старого хромца, оставь свои недомогания, свои упреки! – вскричал гомункул. – Признай, ты оказался слаб и немощен: обещал Фаусту открыть все тайны Вселенной, а сам и малую толику их не знаешь. И знаешь почему? Это заложено в твоей бесовской природе. Ведь чтобы охватить весь мир мыслью, ум – то нужен людской, человеческий, а не бесовской. А разве ты человек?

– Вот если б я был человеком! – хрустя от бешенства зубами, ответил Мефистофель. – Ничтожный и одновременно могущественный род, неужели я проклят завидовать вам вечно из дна моей адской бездны?

– Прощай, Мефистофель! – твердо сказал Фауст. – Не умру я, не умрет Елена, не умрет это невинный гомункул, а почему – не понять тебе. Все дело обстоит с идеалом, а он вечен, пока живет человек. И вечно будет стремится он к своему идеалу, к познанию себя и мира, побеждая душевные скорби и муки, побеждая раздираемые его сомнения. И будут говорит про него: «В нем живет дух Фауста! Всепобеждающий дух познания!»

– Ну и новость! Теперь ты занялся предсказанием будущего, как тот самый Нострадамус, книгу которого ты только что читал, – язвительно усмехнулся Мефистофель.

– Я не предсказываю, я только предполагаю, предвижу.

– Ах, все это пустые слова! Ты – моя добыча, и вот весь сказ! Тебе конец, ты не жилец на земле! Или ты живым уйдешь со мной, или я унесу тебя мертвым. На моей стороне договор. Взгляни, затрепещи и погибни!

Но произошло то, что не предвидел и сам черт Мефистофель. Вдруг вспыхнул сам по себе огонь в очаге, его пламя поднялось высоким столбом, из него выскочила гигантская саламандра. Онв разинула пасть, выбросила длинный язык и начала лизать пергамент, на котором был составлен договор. Мефистофель не успел и опомниться, как пергамент почернел, рассыпался и превратился на глазах Фауста и ошарашенного Мефистофеля в кучку золы.

– Ах ты проклятая! – закричал Мефистофель. – Ты слизала подпись «доктор Фауст». Все, нет ее! Ты, зеленое чудовище, восстала против меня, владыки огня? Как ты смела?

– О, ты так ничего и не понял! – с сарказмом проговорил Фауст. – Ведь огонь – это чистая стихия, творящая сущий мир. Ты же владеешь лишь пламенем пожаров, гибели и ада. Поэтому ты боишься Солнца. Саламандра надсмеялась над твоими слабостями.

– Мой просчет, недосмотрел я. Но я прикреплю эту мелкую злосчастную тварь к каменным плитам на дне самого глубокого океана, будет там зловонить и давиться водой. Все, Фауст, мне осточертело тебя уговаривать: идем со мной, пока я не призвал на подмогу всех дьяволов. Вот смотри, да там, левее, уже развернулась бездна ада. Вельзевул, Асмодей, Люцифер, Астарот, скорей, на помощь!

На эти слова нечистой силы вдруг раскрылся потолок, и во всей своей чистой красоте показалось звездное небо. Мерцавшие в вышине и казавшиеся лишь светлыми точками, звезды приблизились и засверкали ослепительно, заливая светом Фауста и Мефистофеля.

Скрутило от непереносимой боли Мефистофеля, закричал он.

– Звезды, вы жжете меня, будь вы прокляты, порождение небесной гиены! Слепите глаза, пробиваете уши, я оглушен. А где же вы, доктор Фауст? Исчез, скрылся? Улизнул, как и та гадкая тварь, саламандра! Но куда ты подался? В прошлое, в Трою, на волшебном корабле к этому нищему бродяге Гомеру? Или вперед, в другие миры? Думаю, что вперед: ведь Фауст любит неизведанное. Но рано ты торжествуешь, доктор! Мы еще встретимся! На каждом изгибе и повороте будущего я буду ждать тебя. Никуда ты не отвернешься, ты еще послужишь мне, ты не уйдешь от своей судьбы – стать моим рабом…