Пьер Бенуа: Соленое озеро

Аннабель, с неопределенным выражением в глазах, мечтала. Отец Филипп видел ее в профиль, обрамленную в серый ореол огромной фетровой шляпы с плоскими полями. Длинные полы ее жакетки для верховой езды, цвета железа, отделанной большими серебряными пуговицами, лежали на земле. На ней было жабо и манжеты из тончайшего английского кружева, а кисть руки, на которую она опирала голову, охватывал браслет из опалов в виде цепочки.

Веки ее были наполовину опущены; маленькие красные полуоткрытые губы, казалось, всасывали утренний воздух.

Вдруг она вздрогнула, глаза ее раскрылись.

— Вот они!

Послышался резкий звук труб. Сидевшие напротив приказчики торгового дома «Ливингстон и Кинкид» моментально очутились на ногах, готовые приветствовать своих сограждан.

Еще ничего не было видно, так как дорога с правой стороны делала крутой поворот. Звуки труб стали еще более резкими. Они отражались эхом от голубоватого гранита гор Уосеч. Затем показались два всадника; потом — все остальные.

Они ехали медленно, невеселые и настороже. Солдаты принципиально не любят входить в город, в котором им запрещено грабить. На лицах их ясно выражалось это неудовольствие. Торжественный въезд был этим вконец испорчен.

Первые два всадника были капитан и знаменосец. За ними следовали трубачи 2-го драгунского полка. Полк этот ужасно пострадал. Он был в Канзасе, когда получен был приказ присоединиться к армии Джонстона. Сотни лье пришлось им пройти по скалистым, покрытым снегом пустыням, где, если хоть на минуту отвернешься от своего седла и сбруи, ничего уже не найдешь, кроме двух-трех шакалов, слишком отяжелевших от этого неожиданного пиршества, чтобы удрать.

Страдания кавалерии постигаются по лошадям. Лошади трубачей 2-го драгунского полка были в отчаянном состоянии. Из трех две были без подков и все три увенчаны цветами. У них не было сил даже протестовать взбрыкиванием против ужасного потока фальшивых нот, который изливали на них всадники.

— Последний военный парад, на котором я присутствовал, — сказал отец Филипп, — несомненно лучше удался. Это было восемнадцать лет тому назад, за месяц до моего отъезда из Франции, в Париже, на эспланаде Инвалидов, при возвращении праха Наполеона.

— Вы слишком требовательны, — ответила Аннабель. — Но вот и главный штаб.

Непосредственно вслед за трубачами приближалась группа офицеров. Впереди ехал всадник на довольно красивой белой кобыле.

Ему было лет пятьдесят, и у него была элегантная военная выправка. Капитан с толстым брюшком сопровождал его. Когда этот последний заметил Аннабель, у него вырвался жест радостного изумления, и он сказал несколько слов своему начальнику. Тот, улыбаясь, поднес затянутую в белую перчатку руку к своему, цвета горчицы, фетровому головному убору и поклонился.

Между тем толстенький капитан пустил лошадь рысью и подъехал к подошве бельведера, с которого Аннабель и отец д’Экзиль смотрели на парад.

— Миссис Ли! — восклицал он. — Миссис Ли! Как я счастлив!

Если бы он был лучшим наездником, он от радости поднял бы обе руки к небу.

— Капитан Ван-Влит! — воскликнула Аннабель.

И, перегнувшись через балюстраду, она протянула ему руку; тот тщетно силился поцеловать ее.

— Командующий войсками, — проговорил он, отдуваясь, — который, по моей подсказке, только что поклонился вам — через меня свидетельствует вам свое почтение. Он хочет знать, получили ли вы его приглашение на банкет сегодня вечером? Он надеется, что у него будет наконец возможность выразить вам свою благодарность. Я ему много раз рассказывал, как я шесть месяцев тому назад был принят у вас во время моего пребывания в Салт-Лэйке и как вы облегчили мне мою задачу.

— Я получила приглашение генерала Джонстона, — сказала Аннабель, — и с удовольствием воспользуюсь им. Но знает ли генерал, знаете ли вы, что я намереваюсь завтра уехать из Салт-Лэйка? Я рассчитываю на его любезность и надеюсь что он предоставит в мое распоряжение необходимые для переезда фургоны.

— Он это знает, и приказ отдан. Он в восторге, мы все в восторге, что есть случай доказать вам нашу благодарность.

— До вечера, значит!

— До вечера! И помните, что вся армия в вашем распоряжении!

И он умчался галопом, чтобы занять свое место.

Теперь показался, с новым, слишком новым штандартом 5-й пехотный полк. Это был один из тех штандартов, все боевые заслуги которых состоят в том, чтобы в холодные ночи согревать ноги изнеженного знаменосца.