Луна сползла к горизонту, но река была освещена хорошо.
Василий греб, сильными рывками дергая весла. Лодка почти наперерез пересекала реку. Скоро показался берег с горящим камышом.
— Э, чорт! — выругался Василий — Я пропустил остров.
Он повернул лодку и принялся грести, утроив силы. Острова опять не было.
Мелькнула догадка:
«Затопило!..»
Приложил к губам руки, сделав из них раструб, и закричал:
— Эй, Наталья! Ау!
Прислушался. Вода хлюпала о борта лодки.
— Не отвечает, — сказал Василий вслух. — Не слыхать.
Он обрушился руганью на остров и, окончательно запутавшись, бестолково направлял лодку то в одну, то в другую сторону.
Для чего-то поставил парус. Подчалок рвануло и понесло. Но через минуту парус лежал уже опущенный на дне лодки, а Василий греб куда-то в сторону, сам не сознавая хорошо, что делает. Наконец он потерял надежду найти остров и растерялся. Бросил весла и, опустив руки, протяжно завыл бессмысленно пересыпая вой бранью.
Лодка теперь шла, задевая дном о землю. Василий увидел запутавшийся в камыше красный платок. Он под’ехал и сиял его.
«Платочек ейный…»
Нахлынула слабость. В горле появился комок, который давил неимоверной тяжестью и душил.
Усилием воли Василий снова взялся за весла.
«Надо на тони ехать… Может, неводом поймают… Где искать теперь…»
Когда Василий причалил к берегу, уже светало.
Двое калмыков на берегу ели уху. Они были оставлены дежурными, чтобы следить за рекой и в случае большого под’-ема воды разбудил тоневых рабочих.
Калмыкам было скучно дежурить, и они всю ночь варили уху, поедая ее в полном молчании. Рыбу — вареного леща — дежурные отправляли себе в рот огромными кусками, выплевывая обратно в миску обсосанные кости, чтобы потом, растерев их ложкой, выпить вместе с ними мутный и жирный навар. Они блаженно улыбались и облизывали пальцы, покрытые рыбьим жиром.
Василий подбежал к дежурным.
— Девка на острове потонула! — крикнул он. — Будить рабочих надо, — неводом искать!
— Девка не потонула, — ответил калмык, пережевывая полный рот костей. — Не надо будить.
— Я тебе говорю: потонула! — закричал Василий. — Слышь, буди рабочих.
— Девка выплыл, — сказал бесстрастно калмык, принимаясь вновь за уху. — Девке дали шубу, и девка лежит в бараке. Иди глядеть.
— Девка выплыл недалеко, — сказал другой калмык, мотнув головой в сторону реки.
Василий побежал в барак.
В углу на нарах, завернутая в калмыцкую шубу, лежала Наташа. Василий стоял минуту, смотря на ее спящее лицо, потом присел на корточки рядом с нарами и заплакал.
В углу на нарах лежала Наташа
Сушка рыбы на промыслах
В рассказе «Обманчивая земля» действие происходит на рыбных промыслах.
Огромными рыбными богатствами, часто еще не исследованными и не изученными, располагает наша страна. Весной, когда набухают на деревьях почки и осенью, когда желтеет умирающая листва лесов, совершается великий ход рыбы к берегам, и дельты рек, навстречу теплому течению в пресную и воду. Это путина.
По пятилетке путинная добыча рыбы ежегодно будет увеличиваться. Вот цифры плана заготовок рыбы-сырца по сортам к концу пятилетка (в тысячах центнеров):
Сельдь — 6751,1
Вобла — 2434
Крупн. частик (судак, сом, щука и т. д.) — 6323,4
Тресковые — 6665
Мелкий частик (окунь, тарань, белоглазка и т. д.) — 2387
Красная рыба (осетр, севрюга, белуга) — 439,7
Лососевые (кета, горбуша, семга и т. д.) — 1236,4
Морзверь (кит, морж, тюлень, нерпа, дельфин) — 2134,4
Прочие (камбала, краб, и т. д.). . 396,0
Пятилетний план построен не только на увеличении районов и количества пунктов лова, но и на основе полной механизации промыслов. Суровый труд тоневых рабочих, на котором ранее держалась большая часть лова, и который является самым древним и самым тяжелым из трудов, уже заменяется быстрой паровой лебедкой, и к концу пятилетки о работе тоневых останутся только рассказы.

РАМЗЕС
Рассказ Филиппа Гопп
Рисунки худ. И. Рерберга
Читать дальше