Александр Беляев - Всемирный следопыт, 1930 № 10-11

Норд недоуменно расширил глаза.

— Но это же будет дьявольски тяжелый труд, — воскликнул он, окидывая взором ослепительно сверкающие пласты наста, лежавшие в впадинах между лиловых перелесков. — Дьявольски тяжелый труд!

— Для нас — да, для собак — нет.

Этот аргумент победил скептицизм Норда. Он уступчиво махнул рукой в огромной серебристой рукавице.

— Если для собак легче — поедем.

— Пырч!

На тела растянувшихся в бурой жиже собак снова обрушились хореи..

— Пырч! Полярный!

— Нерон!

— Вайгач!

— Евнух!

— Пы-ы-ы-р-рч!

Первый день и половину второго собаки бежали по насту с завидной резвостью. Хвосты упряжных собак — вернейшие барометры собачьего душевного равновесия — загибались отвесно вверх. Поглядывая на них, каюры были довольны своим решением. Ровный, крупный бег упряжек пожирал километр за километром. Собакам не представляло никакого труда тащить нарты. Псы бежали без всякого усилия, как налегке.

Если бы не изгороди, езда по сверкающему от солнца насту была бы восхитительной увеселительной прогулкой. Изгороди, возникавшие через каждые четверть часа, с’едали всю ее беззаботность. Несколько минут стремительного, не задерживаемого ничем бега — и перед нартами возникали жердяные прясла. Тогда Песцовая Смерть и Норд отыскивали наиболее занесенные снегом места, перетаскивали через них упряжки и перекидывали нарты.

Такой трудный, но бодрый «кросс-коунтри» продолжался до середины следующего дня. Во второй половине его стрелки собачьих барометров опустились измученно книзу.

Через два с небольшим часа после этого Норд заметил на снегу кровяные следы.

— Голое мясо. В этом нет ничего удивительного, Норд, — сказал Песцовая Смерть. — Каждая из этих лап, — вновь нагнувшись, он потряс лапу Евнуха, — сделала три миллиона шагов. Три мил-ли-о-на! Считай. Тысяча сто километров. Помножь на метры. Раздели на шаги. Три миллиона шагов! И каких шагов, шагов с потом и кровью.

— Что они видели? — кивнул он в сторону упряжек. — Пургу плюс буран. Буран плюс пургу. Пургу плюс снеговую слякоть, навозную жижу и высохшую землю. А после всего этого проклятый наст. Три миллиона шагов по такой дороге! Это не плохо. Совсем не плохо!

Проклятый наст! Оледеневшую грубую кору его солнце высосало, как ребенок сахар, и наст стал шершавее наждачной бумаги. Ледяные бугорки его напильниками стачивали подошвы собачьих ног.

Жалобно повизгивая, Евнух лизал саднившие лапы. Тем же занимались все остальные собаки.

— Ха! Три миллиона собачьих шагов. — Это оригинальная мысль сморщила заскорузлое от весенних ветров лицо Норда в улыбку. — Песцовая Смерть, мы устроим в честь трех миллионов собачьих шагов юбилей. Это будет экзотический юбилей. Такой празднуют немногие.

Песцовая Смерть молча стал отвязывать привязанный к его нарте огромный кусок мяса.

— Так и быть: по случаю юбилея нарушим священнейшее из священных правил каюра. Накормим среди дня собак.

Норд принялся за раздувшие костра в сплетениях корневища огромной ели.

Позабыв про ободранные лапы, собаки, привстав, горящими глазами следили за всеми движениями Песцовой Смерти, рубившего на снегу топором мясо.

Наиболее нетерпеливые рвались вперед из постромок, но сразу отскакивали назад, взвизгнув. Песцовая Смерть, рубя мясо, успевал между ударами топора огревать нарушителей дисциплины тюрмалкой хорея по носу.

— Эй вы, юбиляры, — насмешливо урезонивал он обиженно нывших потерпевших. — Дьявольский скот. Терпите, ребята, терпите. Внеочередная вам награда. Не меня, Норда благодарите, — завуалированно ехидничал он. — Он добрый. Посмотрим только, как он на вас, сытых, поедет.

— Будет тебе, Песцовая Смерть, — отозвался, кашляя, Норд. Едкий дым костра доверху наполнял его легкие. — Раздавай собакам мясо.

Кинув каждой собаке по куску мяса, Песцовая Смерть пошел к костру.

Взяв дымящийся стакан кофе, Норд с нарочитой торжественностью в жестах и голосе произнес высокопарный тост:

— Пью это благовонное мокко за здоровье мохнатых спутников. Пью за их изодранные, саднящие лапы. За мужество, с которым они проделали путь от Архангельска до этого костра. Короче— пью за здоровье трех миллионов собачьих шагов, сделанных в пургу, снежную слякоть, по из’еденным полыньями рекам, голой земле и предательскому насту.

— Пьем!

Стаканы дымящегося кофе были проглочены залпом. Затем оба каюра принялись за разбрасывающие кипящие брызги жира консервы.