Александр Беляев - Всемирный следопыт, 1930 № 10-11

Рассказ В. Юркевича.

Рис. А. Пржецлавского　

Лицо Песцовой Смерти выражало жалость.

В широкой ладони руки его лежала передняя лапа огромного рыжего пса, передовой собаки — Евнуха.

— Подошвы собак ободраны в кровь, — глухо сказал Песцовая Смерть. — Обнажено мясо. Лапы ободраны у Евнуха, Полярного, Сибири, Вайгача. У всех собак.

Сообщение нисколько не взволновало Норда.

Его упряжка, несколько времени назад бодро бежавшая по насту, тоже сбавила шаг. Собаки стали ставить лапы на снег с такой осторожностью, точно они бежали по усыпанной битым стеклом земле. Багряные капельки расцвечивали чуть вдавленные в наст следы собачьих лап. Случилось это так.

На наст, казавшийся тогда спасительным, оба каюра [21] Погонщик собак. ) свернули два дня назад.

Дорога стала совсем непроезжей. В лучшем случае это была узкая полоса бурой резко пахнувшей жижи. В худшем — окаменевшая на приподнятых взгорьях земля. Подбитые стальными шинами нарты, попав на эти взгорья, застывали на месте, точно схваченные могучими клещами.

— Пырч!

— Пырч! — надрывались в таких случаях Песцовая Смерть и Норд. На спины собак сыпались тяжелые удары хореев.

Собаки жалобно взвизгивали. Огрызались от боли. Озверев от людской несправедливости, остервенело рвали друг друга.

Честно, сколько сохранилось жизненной энергии в них, измотанных тысячекилометровым переходом, собаки тянули нарты вперед.

— Пырч!

— Пырч!

— Хау!

Собаки рвались вперед. Пружинили подкашивающиеся ноги. Резкие, хриплые крики людей бичами хлестали их сознание.

Удары хореев причиняли тупую ноющую боль.

— Пы-ы-ы-рч!

— Пы-ы-ы-рч! — угрожающе разрывали лесную тишину крики. Сделав отчаянное усилие, упряжки стаскивали нарты со взгорий в пахучую жижу.

Наклонив низко морды с розовыми лентами вывалившихся языков, собаки тянули рысцой нарты до следующего взгорья. А там начиналось все попрежнему.

Опять рвали лесную сонь хриплые окрики каюров, взвизгивание и рычание собак. Раздавались глухие удары хореев о собачьи черепа и ребра.

— День такой работы, и упряжки больше не встанут.

Забрызганные грязью, вымокшие, собаки имели чрезвычайно измученный вид. Как только Норд и Песцовая Смерть бросили в раскисший придорожный снег хореи, обе упряжки сразу бессильно легли в навозную грязь.

— Видишь, — зажигая трубку, указал глазом Песцовая Смерть.

— Что же делать?

— Надо ехать по насту. Иначе вечером собаки лягут, и их больше не удастся поднять. Тогда не помогут уж никакие хореи. Хоть сотни хореев сломай об их черепа и спины. Сегодня они идут уже только по инерции.

— Хорошо, — садись на нарту, — устало произнес Норд. — Хорошо, поедем по насту. Но мы, дорогой мечтатель, не на Новой Земле, не в снежных пустынях крайнего Севера. Мы находимся на пятьдесят девятом градусе густо населенной местности. Посмотри…

Рука Норда, скрытая в броню неуклюжей тюленьей рукавицы, очертила полукруг параллельно земле.

И везде, куда ни взглянул по краям полукруга Песцовая Смерть, были — в ложбинах, в тени перелесков, на речных бугровинах — разомлевшие под ярким весенним солнцем бревенчатые избы деревень.

— Поля — путь, который ты предлагаешь, — как шахматная доска перегорожен жердяными изгородями.

— И что же, — упорно повторил Песцовая Смерть. — Через невысокие изгороди будем перетаскивать собак и нарты. Высокие — ломать.