Александр Беляев - Всемирный следопыт, 1930 № 10-11

Пауза. И опять приятный баритон:

— Алло, алло, алло! Слушайте! Мы продолжаем наш радиополдень. Сейчас известная негритянская певица мисс Гвики исполнит новую песенку-фокстрот.

Приятный баритон умолк. Звонкий женский голос заменил его:

Веселый радаополдень продолжался…

В этот день 1 августа состоялась антивоенная демонстрация, подготовке которой так много сил отдал Джим Херф. Впереди рабочих колонн горели знамена с лозунгами компартии — против войны, за защиту СССР, за освобождение Джима Херфа.

Демонстрация состоялась на площади Юнион-сквер. Выступали с речами Джонстон, представитель лиги профсоюзного единства, Гуйсвуд, представитель американского конгресса трудящихся негров и члены ЦК компартии.

Полиция стреляла в рабочие колонны, в десятки тысяч живых Херфов.

Гремела на ушицах Нью-Йорка буря века — предвестник грядущих, непрестанных революционных боев.

Рассказ К. Алтайского

Рисунки А. Шпир

Свистели суслики. Ныли мозоли. Был кирпичный чай, и не было сахару. Седой, пепельно — серебряный ковыль растилался вокруг, и ломило глаза от сверкающего солнца.

Каменные бабы, освистанные ветрами тысячелетий, смотрели на нас с кургана удивленно и непонимающе.

Что могла понять древняя каменная баба в славном походе на Врангеля?

Скрывать нечего! Мы тоже недооценивали обстановку 1920 года. Я помню нашу типичную пехотинскую ворчбу из-за сахара, вялый скулеж людей, у которых мозолей больше, чем здоровых мест на ногах. В этот жаркий, бессахарный день в наш отряд явился хлопец лет двенадцати-тринадцати — и заявил:

— Как хотите, а я останусь у вас.

У хлопца не было вовсе бровей, зато был маленький вздернутый нос и волосы цвета льна с таким странным вихром, словно Хлопца лизнула корова шершавым ласковым языком.

Мы дали мальчугану краюху хлеба и напоили его чаем без сахара.

Обжигаясь чаем и шмыгая носом, хлопец рассказывал:

— Матка умерла, когда маленький был. Не помню матки. Отца белые повесили на воротах, а хату сожгли.

— За что отца порешили?

— Красноармейцам дорогу указал к белому штабу.

За чаем без сахара мы усыновили хлопца. Назвался он Санькой. Фамилию не спросили.

Санька пришелся ко двору. Он был отменно весел, как зяблик. Веселость, удаль и беззаботность всегда скрашивают походы. Саньку полюбили.

Мы двигались к Перекопу, не зная, что взятие его будет греметь в веках больше, чем Бородино и Аустерлиц.

Командовал фронтом Фрунзе, большевик, выросший в подполье текстильной Шуи. Фрунзе был прост и храбр. За храбрость его уважали, за простоту любили.

Еще были в нем: широкий кругозор вождя и большевистская воля.

Санька наш, захлебываясь, рассказывал о Фрунзе:

— Идет это он, а навстречу красноармеец. «Куда, — говорит, — товарищ? Взглянул красноармеец, видит — перед ним Фрунзе. Испугался. Лицо сделалось как; все равно алебастр. «Простите, — говорит, — товарищ Фрунзе. Я больше не буду». — «Чего не будешь-то?» — «С разведки убегать». Красноармейца-то, молодого крестьянского парня, первый раз в разведку послали, он с непривычки и струсил. Фрунзе покачал головой и говорит: «Идем, брат, вместе». Пошли. Так разведку и провели вдвоем — красноармеец и Фрунзе.

Саньку очень огорчало то обстоятельство, что он Фрунзе не видел ни разу.

— Хоть бы в щелочку посмотреть на него! — мечтал Санька. — Хоть бы краешком глаза.

Кашевар наш — весельчак и человек; с подковыкой — подмигивая, говорил Саньке:

— Тебе Михаила Васильевича Фрунзе не увидеть, как ушей своих. Он только героям показывается.

Санька сопел, как еж, и отходил от кашевара расстроенный.

Мы неуклонно шли к Перекопу. Свистели в степи суслики. Свистели над степью пули.

У одной степной станицы, название которой теперь переименовано, стоял отряд штабс-капитана Уткина.

На фоне разлагавшейся врангелевской армии уткинский отряд выделялся своей дисциплинированностью и боеспособностью.

Два пленных уткинца рассказывали, что штабс-капитан знает в лицо каждого бойца и пользуется «уважением».

Дьявольски хорошо разместил Уткин своих пулеметчиков.

Мы изучили работу двух пулеметов на плоской высокой крыше. Они срывали все наши планы. Стоило нам чуть-чуть двинуться вперед, как с крыши начинался шалый ураганный огонь. Свинцовый ливень извергался на нас.