Глеб Голубев - «Вспомни!»

— Под гипнозом внушали? — переспросила я. — Ты думаешь, его гипнотизировали?

Морис пожал плечами, рассматривая лицо спящего Томаса, и задумчиво ответил:

— Возможно… Не случайно же он так боится таблеток и засыпал первый раз неохотно.

Что же это в самом деле была за необычная школа, где детей подвергали гипнозу? И зачем? Я не могла понять, а донимать Мориса расспросами при Раковском стеснялась.

Дав Томасу немного поспать спокойно, Морис снова внушил, будто ему девять лет, и опять начал задавать вопросы:

— Как е вашето име? Къде живеете?

Он спрашивал его по-болгарски о родителях, о странной школе, о друзьях.

Томас отвечал неохотно и все одно и то же:

— Не разбирай… Не зная, — и то и дело старался перейти с болгарского на немецкий язык. Он вертел беспокойно головой, дергался, по лицу его катился пот; Морис несколько раз вытирал его осторожно полотенцем. Расспросы о школе явно мучали бедного Томаса.

Тогда Морис переменил тему и стал спрашивать его по-немецки:

— А после занятий вы что делаете?

— Играем. Играем в саду.

— Как вы играете?

— Как хотим. В сыщиков. В боевые операции.

— Сад тебе нравится?

— Очень нравится, — с улыбкой, странно выглядевшей при крепко закрытых глазах, ответил Томас.

— А яблоки вам разрешают рвать? Ягоды есть?

— Нам всё разрешают. Делай что хочешь после занятий.

Вспоминать это Томасу было приятно. Даже голос у него изменился, стал радостным, веселым, и по губам то и дело пробегала улыбка.

— А гулять вас пускают?

— Иногда разрешают ходить с учителем на речку, рыбу ловить. Только редко.

— Ты любишь ловить рыбу?

— Да.

— А куда-нибудь еще пускают?

— Нет, — грустно ответил Томас и громко вздохнул.

— И вы никуда не ходите?

— Только с учителями. И все вместе. Редко.

— А домой вас отпускают, повидаться с родителями?

— Нет.

— А где ты родился?

— Далеко отсюда, — неожиданно ответил Томас, и губы у него задрожали, как у обиженного ребенка.

— Колко далече?

— Не зная.

— Где же ты родился? — Морис опять перешел на немецкий.

Томас молчал, весь напрягшись.

— Как тебя звали там, дома, твои родные? Не бойся, мне ты можешь сказать. Как тебя звали дома?

— Павел…

Мы так и замерли.

— Очень хорошо, Павел. Хорошее имя. А фамилия твоя как?

— Петров.

— Дома тебя звали Павел Петров?

— Да.

— А как звали твоего отца?

— Не знаю.

— А как звали твою маму?

— Не знаю, — упрямо повторил Томас — или теперь его нужно называть Павлом?

— Но где же они жили, где твой дом? Ты сказал: далеко отсюда. Где?

— Не знаю. — Опять он явно не хотел отвечать на эти вопросы.

Морис не стал его больше мучать, сделал внушение, что он будет спокойно и крепко спать до утра, а когда проснется, станет чувствовать себя веселым и бодрым, хорошо отдохнувшим, и мы ушли в свой номер, оставив Томаса одного.

— Павел Петров… — сказал Раковский, просматривая записи в блокноте. — И родился не здесь, а где-то в другом районе. Искать будет нелегко. У нас в Болгарии много Петровых да и Павел довольно распространенное имя. Если бы еще хоть какие-нибудь детали. Имена отца, матери…

— Вы же видите: приходится из него буквально вытаскивать новые сведения, — устало ответил Морис. — Почему он так упирается? Не пойму.

— Да, — сочувственно произнес Раковский. — Форменный детектив. Ни разу еще, пожалуй, не приходилось мне вести такое сложное и запутанное следствие. Но у вас это великолепно получается.

— Благодарю, — склонил голову Морис. — Но почему ему вспоминается так мало болгарских слов? Забыл? Но он уже в монастыре говорил только по-немецки — я специально справлялся. Не мог же он так скоро забыть родной язык.

— Видимо, в этой школе их усиленно заставляли его забыть, — угрюмо проговорил Раковский.

— Вероятно. — Морис вздохнул и потянулся. — Как я устал…

Я тоже так устала, что решила отложить расшифровку пленки до утра, хотя и страшно не люблю рано вставать.

Следующий сеанс принес новую неожиданность. Усыпив Томаса как обычно, Морис опять начал расспрашивать его о доме и родителях, все время успокаивая и ободряя:

— Где ты родился? Может быть, в Софии? Или в Бургасе?

— Не знаю.

— Постарайся вспомнить, Павел. Тогда мы найдем твоих родителей. Ты хочешь их увидеть?

— Хочу.

— Будешь снова жить дома, ходить на речку, ловить рыбу. Ты ведь любишь ловить рыбу?

— Люблю.

— Спросите его, пожалуйста, чем они ловят рыбу: удочкой или сетью? — зашептал вдруг Раковский, хватая Мориса за локоть.