Глеб Голубев - «Вспомни!»

— Вряд ли, — ответил Раковский. — Ведь это не цирк, дело для них серьезное, связанное с религией, старыми обычаями.

— Да, конечно, вы правы, — смутился Морис и повернулся к Томасу. — Ну, здесь вы видели женщин, пляшущих на углях? Узнаёте селение?

Тот неуверенно покачал головой:

— Не знаю.

— Впрочем, пляски здесь бывают ведь и в других селениях, — сразу устало сникая, проговорил Морис. — Ладно, едем дальше. Нам важно родной дом ваш найти, а ведь он где-то здесь, рядом.

«Может, и рядом, — вяло подумала я, — может, мы даже уже проезжали мимо него, да Томас не узнал родной дом. Сколько ведь лет прошло. Может, даже его мать выглянула из окошка, посмотрела вслед нашей промчавшейся в клубах пыли машине — и тоже не узнала родного сына», — но ничего не сказала.

Видимо, Раковский думал о том же, потому что проговорил, не оборачиваясь:

— Имя… Если бы знать ваше настоящее имя, Томас. Мы бы тогда быстро нашли…

И вдруг Томас рванулся и громко вскрикнул:

— Здесь! Здесь! Остановите!

Раковский так резко затормозил, что мы намяли себе бока при толчке. Георгий начал извиняться по-болгарски и еще больше смутился, сообразив, что мы его не понимаем.

Но его просто никто не слушал.

Мы поспешили вылезти из машины и оглядывались вокруг. Пустынная дорога. Справа — поля до самого горизонта, слева — глухие заросли.

— Здесь вы жили? — недоверчиво спросил Морис, повернувшись к Томасу. — Но это явно какой-то старый, заброшенный сад. Никакого жилья не видно.

— Да, это старый сад, — подтвердил Раковский и, сверившись с картой, добавил: — До ближайшего селения шесть километров. А здесь нет даже никакой сторожки. Сад давно заброшен, одичал и не охраняется.

— Здесь должен быть дом, — упрямо сказал Томас. Глаза у него лихорадочно блестели. — Большой каменный дом… в два этажа. Там, за забором. Вот и остатки забора, видите?

Он подбежал к торчавшему среди кустов покосившемуся каменному столбу с обрывками проржавевшей колючей проволоки.

— Могу я войти туда? — спросил Томас у Раковского.

— Конечно! Идите смело, мы за вами.

Вслед за Томасом мы стали продираться сквозь густые кусты. Сад совсем зарос. Старые яблони и груши одичали — их задушил колючий кустарник. Плоды на них были маленькие и кислые даже на вид.

Никаких тропинок уже не осталось. Но Томас пробирался через заросли с видом человека, все лучше вспоминающего знакомую дорогу.

— Нет, надо направо, — бормотал он, и мы послушно сворачивали за ним направо. — Вот, — тихо проговорил Томас, останавливаясь перед грудой кирпичей, заросшей бурьяном.

— Здесь был ваш дом? — так же негромко и сочувственно спросил Раковский.

— Не знаю, кажется… Мы здесь жили.

Было пусто в старом, заброшенном саду. Только в листве весело перекликались птицы.

— Я устал, — сказал Томас. — Я очень устал.

Морис взял его под руку, и мы выбрались обратно на пустынную дорогу.

Раковский отвез нас в гостиницу и ушел наводить справки. Морис велел Томасу хорошенько отдохнуть и успокоиться и дал ему какую-то таблетку, чтобы он ненадолго уснул. Томас принял ее, но опять с некоторым колебанием и опаской.

Меня сморила жара, и я тоже решила немножко отдохнуть.

Проснулась я уже под вечер от голосов в соседней комнате. Морис и Раковский старались говорить потише, но, увлекаясь, то и дело повышали голос. Я начала причесываться, прислушиваясь.

— Здание тщательно охранялось, — говорил Раковский. — В саду днем и ночью дежурили часовые с овчарками.

— И в нем жили дети? — недоверчиво спросил Морис. — Странно… Насколько мне известно, гестаповцы не устраивали детских домов.

— Местные жители считают, что это было нечто вроде школы.

— Школы? Какой школы?

— Неясно. Она была тщательно засекречена. Детям лишь очень редко удавалось общаться с местными жителями, и они уклонялись от разговоров о школе. Не сохранилось никаких документов. В августе сорок четвертого года всех детей куда-то вывезли, а здание гитлеровцы взорвали, убегая в сентябре.

Я постучала в дверь, вышла к ним и спросила:

— Я не помешаю?

— Нет, конечно, что вы, — поспешно ответил Раковский.

А Морис воскликнул:

— Ты слышала? Георгий уверяет, будто в саду была какая-то школа, а вовсе не дом Томаса.

— Слышала. Странно…

— Что за школа в глухом месте, вдалеке от жилья? Ладно, попробуем его порасспросить, — сказал, тряхнув головой, Морис. — Проведу сейчас сеанс.

— Смогу я присутствовать? — спросил Раковский. — Для нас тоже очень важно…