Лазарь Лагин - Остров Разочарования

- Весьма польщен, сэр, - учтиво ответил Фремденгут. - Рад служить...

Мообс от себя добавил, стараясь перекричать свирепствовавшую в пещере разухабистую «Ойру»:

- Я полностью присоединяюсь к словам мистера Фламмери... присоединяюсь, - повторил он, но уже потише, потому что теперь оба эсэсовца были совсем рядом.

«Сейчас они будут приканчивать этого грязного нигера», - подумал он, видя их непроницаемые лица и автоматы на изготовке, и тоже отодвинулся подальше от Розенкранца. А тот в диком страхе лег ничком, прикрыл себе лицо руками и изо всех сил завыл, почувствовав над собой прерывистое дыхание сразу двух людей с заряженными автоматами.

- Нам лучше отвернуться? - тихо осведомился Фламмери, полный желания поберечь нервы своих младших партнеров - эсэсовцев.

- Благодарю вас, сэр, - сказал Фремденгут. - Пожалуй, так было бы лучше... Я...

- Вы мне хотели еще что-то сказать? - спросил Фламмери.

- О нет, сэр!.. То есть, да, я хотел сказать... э-э-э, я хотел сказать «хайль Гитлер!», сэр... Да, именно хайль Гитлер!..

И не успело еще дойти до сознания главы острова Взаимопонимания Роберта Д. Фламмери и Эрнеста Цератода все несоответствие этого восклицания с недавним поведением дисциплинированнейшего из граждан острова Взаимопонимания барона Вальтера-Фридриха-Готлиба фон Фремденгута, как тот выпустил пол-автоматной очереди в спину главы правительства и вторую половину в спину его заместителя, который до последней секунды своей жизни так и оставался при убеждении, что первая половина этой очереди пошла целиком на Розенкранца.

- Хайль Гитлер! - браво подхватил фельдфебель Кумахер и первым делом пристрелил Розенкранца.

Что же касается кандидата на пост губернатора острова Разочарования - мы имеем в виду Джона Бойнтона Мообса, - то он был слишком любопытен, чтобы не глянуть хоть одним глазком, как будут расстреливать «этого грязного нигера». Поэтому он, единственный из всех троих убитых белых, имел все основания догадаться, что пришел его последний смертный час. Мообс пронзительно заверещал и попытался, судорожно извиваясь, подползти под койку.

Было бы непростительным преувеличением даже для самого благожелательного некролога, если бы в нем было сказано, что Джон Бойнтон Мообс грудью встретил смерть от эсэсовского автомата. Он встретил ее совсем другой частью тела.

- Они готовы, господин майор! - приложил Кумахер дрожащую руку к козырьку.

- Захватите две обоймы!.. Перезарядим на ходу!.. Да ну же!.. Бежим спасать ящики!..

- Какие ящики, господин майор?

- Идиот! Те самые, которые мы только что зарыли!.. - истерически прокричал Фремденгут, перекрикивая бесконечную «Ойру». - Если мы их не спасем, не сносить нам головы!..

Под разухабистые звуки губной гармошки они покинули пещеру, бросились вниз по тропинке к речке, к ущелью, перебрались на его правую сторону, обливаясь потом, с сердцами, бешено колотившимися в груди, с подкашивавшимися от страха и усталости ногами, они уже почти плелись на ближних подступах к Священной воронке. Осталось метров двести, не больше, когда Кумахеру пришла в голову счастливая мысль, что если он сейчас прикончит своего майора, то можно будет дальше не бежать и можно будет упасть на траву и спокойно дышать, дышать сколько влезет, а дальше пусть будет, что будет, потому что больше он бежать не может.

Он выстрелил в спину господину майору раз, потом еще два раза и блаженно опустился на траву, лег на спину, широко раскинув руки и ноги, как он всегда отдыхал после «очистительных операций» и в Киеве, и в Керчи, и в Риге, и в каком-то небольшом городке под Минском. Он уже успел настолько прийти в себя, чтобы поразмыслить над тем, как объяснить прибывшему подкреплению на этом судне (а майор говорил, что придет подлодка!) смерть барона фон Фремденгута, и он придумал, что можно будет все свалить на Егорычева и Смита. Калибр автоматов, принятых на вооружение армии Третьей империи, слава богу, одинаковый. А что до ящиков, то пускай они пропадают пропадом. Он скажет, что и знать ничего не знает о каких-то ящиках, но что если они пропали, то ясно, что их уволок к себе этот самый большевистский капитан-лейтенант и его дружок англичанин.

Потом он стал думать о том, как приятно будет, когда оба эти «красных» попадутся в его руки, и как он их будет расстреливать... Нет, не расстреливать, а вешать... Он скажет своему вновь прибывшему начальству, что...

Но что он собирался сказать своему вновь прибывшему начальству, так и осталось навсегда неизвестным, потому что как раз в это мгновение метрах в трехстах от Кумахера что-то невообразимо яркое вспыхнуло, и фельдфебель Курт Кумахер превратился в бесформенный продолговатый кусок угля. Скатившаяся спустя очень короткое время вниз по ущелью черная жгучая туча, о которой мы уже выше рассказывали, хотя и захватила своим левым крылом место, на котором отдыхал Кумахер, но Кумахера это уже нисколько не интересовало.