Array Кубанский Г. - Мир приключений 1964

Илью так и подмывает вступить в бой, по он сдерживает себя, давая возможность парировать первые удары Холло Антону, которого он уже оценил как достойного своего соратника. По всему чувствуется, что бой будет жарким, нужно, значит, беречь силы.

— Мы уже знакомы с вашей манерой спекулировать отдельными положениями теории относительности Эйнштейна, — спокойно возражает своему оппоненту Антон. — Да это и не ваша заслуга. Реакционная буржуазная эстетика давно уже хватается за эту теорию. А привлекает она ее вовсе не научной ценностью открытий и не строгой стройностью доказательств, а влияющей на обывателей сенсационностью. Им кажется ведь, будто теория относительности опрокидывает все прежние представления о времени и пространстве. А этого им вполне достаточно, чтобы расправиться с реалистическим искусством, изображающим события в определенный момент времени и в реальном пространстве.

— А вы не занимайтесь демагогией, — выкрикивает кто-то из “ультра”. — Вы докажите, что же именно Эйнштейн имел в виду своей теорией.

— Да что же тут доказывать? — взмахивает вдруг рукой старший брат Маши, Сергей. — В средней-то школе вы учились ли? Должны знать тогда, что теория относительности вовсе не отрицает классической физики. Она лишь исследует более сложные явления, связанные со скоростями, близкими к скорости света.

— Подкрепи же и ты его чем-нибудь, — толкает внука локтем в бок Михаил Богданович.

Но, прежде чем Илья успевает раскрыть рот, в бой вступает второй брат Маши, Алеша:

— И вообще, читал ли кто-нибудь из вас Эйнштейна? — простодушно спрашивает он.

— А сами-то вы читали? — хихикает какой-то бородач.

— Кое-что читал. Потому и знаю, что теория относительности не разрушает классической физики, а позволяет оценивать старые понятия с более глубокой точки зрения.

— Вот за это-то мы и боремся! — восклицает Холло. — Мы тоже за оценку старых понятий с более современных позиций. А старые понятия не учитывали ведь вращения Земли и изменения в связи с этим течения времени.

— А каковы же эти изменения? — спрашивает наконец Илья, начавший уже было опасаться, что с этим “ультра” расправятся и без пего.

— Какие бы ни были, но они есть, — неопределенно отвечает Холло.

— А надо бы знать, какие именно, — вставляет и Михаил Богданович.

Все “ультра”, как по команде, поворачиваются к своему идеологу, а он угрюмо молчит.

— А ведь вы па физико-математическом учились, могли бы и знать, — укоризненно качает головой Михаил Богданович.

— Да он знает, конечно! — выкрикивает Антон Мошкин. — Ему просто невыгодно называть эти цифры.

— А цифры таковы, — продолжает Илья. — Земля наша вращается вокруг своей оси со скоростью ноль целых четыреста шестьдесят три тысячных километра в секунду и движется по орбите вокруг Солнца со скоростью тридцати километров в секунду. И даже скорость обращения Солнца со всеми его планетами вокруг центра Галактики не превышает двухсот сорока километров в секунду. А течение времени начинает заметно сказываться лишь при скоростях, близких к тремстам километрам в секунду.

Бородачи смущенно ежатся, а Митро Холло все еще не теряет надежды одержать победу.

— Ну, а то, что по Эйнштейну пространство искривлено, — спрашивает он, — вы тоже будете отрицать?

— И не собираемся, — спокойно покачивает головой Илья. — Установленная Эйнштейном связь между тяготением и геометрией мира подтверждена экспериментально.

— Из этого не значит, однако, что вы имеете право уродовать человеческие тела и корежить натюрморты! — выкрикивает Антон Мошкин.

— Почему же, если факт искривления пространства подтвержден экспериментом? — усмехается Холло. — В наше время только метафизики изображают пространство прямыми линиями.

— А вы знаете, каково это искривление прямых линий в природе? — спрашивает Илья. — В настоящее время совершенно точно установлено, что световые лучи, испускаемые звездами, проходя мимо Солнца, искривляются лишь на ноль целых восемьдесят семь сотых угловой секунды. К тому же эта кривизна, составляющая менее одной угловой минуты, сказывается лишь при длине луча, равной примерно ста пятидесяти миллионам километров. А каковы размеры вашей натуры?

Кое-кто из “ультра” смущенно хихикает, уже без прежнего почтения поглядывая на своего вдохновителя.

— В стане врагов явное смятение, — шепчет Илье Михаил Богданович. — Пора наносить им решающий удар.