Array Кубанский Г. - Мир приключений 1964

Оську слушали внимательно. Подавленный вид Малыша, его отчаянный выкрик несколько смягчили озлобление матросов. Но стоило им услышать слово “ошибка”, и еле тлеющая искорка сочувствия погасла. Негодующие возгласы заглушили Оську.

И тогда Малыш впервые поднял глаза. Глядя исподлобья на окружающих, он хрипло произнес:

— Не ломал!.. Не брал ничего.

— Прикройся там! — гневно крикнул Марушко. — Не брал!

— Выйдите к столу, товарищ Марушко, — предложил Корней Савельич. — Скажите, что вы знаете или думаете о вашем товарище по вахте?

— Чего говорить? — Марушко не шелохнулся. — Вон он… весь на виду. Пацан!

— Вы жили рядом, — настаивал Корней Савельич. — Должны знать его.

— Капать на человека не мое дело, — с достоинством произнес Марушко.

— О чем толковать? — закричали с мест. — В канатный ящик его. Трибунал разберет!

Корней Савельич поднял руку, требуя тишины.

— Имеется предложение: арестовать Малышева и передать дело о хищении аварийного запаса в трибунал. Другие предложения есть? Нет. Голосую. Кто за предложение арестовать Малышева и сдать под трибунал?

Дружно взметнулись вверх руки.

— Против есть? — спросил Корней Савельич.

Он внимательно всматривался в полутемное помещение. Одна рука поднялась. Вторая. Зоя и Глаша. К ним несмело присоединилась еще рука. На ней и задержался взгляд Корнея Савельича.

— Почему вы, товарищ Баштан, идете против воли коллектива? — спросил он.

— Добрячок! — негромко прозвучало из темноты.

Оська узнал голос. Он повернулся лицом к матросам, разыскивая взглядом Марушко.

— Добрячок, говоришь? Выйди сюда. Поговорим. — Он тяжело передохнул. — Выйди послушай, что я тебе скажу. Персонально!

— Ну, вот… — Марушко, раздвигая плечом рыбаков, пробился к Оське. — Вышел.

— Слушай, ты… — Оська запнулся от возмущения. — Я давно уже не босяк, давно не хулиган. Но во мне еще осталось достаточно хулигана, чтобы сделать из тебя, гада, человека.

— А что я из тебя сделаю? — негромко спросил Марушко.

— Спрятался за чужие спины и кричишь? Топишь парнишку? — почти кричал Оська. — Подойди к капитану и скажи, что ты знаешь за пропажу. Скажи!

— Оська! — В тихом окрике Марушко звучала угроза.

— Что?! Что — Оська?! — закричал Баштан. — Я никогда пи па кого не капал, с милицией дружбы не водил. Но разве не ты мне предлагал на пару ошманать шлюпку? Не ты манил меня спиртом?

— Я?! — Марушко рванулся к нему. — Я из заключения. Меня легко утопить.

— Трудно! — крикнул в лицо ему Оська. — Дерьмо не тонет!

— Человек сидел… Вали на него! — В голосе Марушко дрожала слеза. — Вали. Поверят. Клейменый-меченый. Пускай гниет в лагерях!

Несколько голосов неуверенно вступились за Марушко;

— Не болтай, Оська!

— Доказать надо!..

— Доказать?! — Оська снял со стола “летучую мышь” и поднес ее к лицу Марушко.

— Смотрите на эту гладкую рожу! — сказал он. — А теперь поглядите друг на друга…

Дальнейшее произошло так быстро и неожиданно, что окружающие не сразу даже поняли, что случилось. В руке Марушко блеснул нож. Короткий, почти без замаха удар. Оська выпустил фонарь и повалился навзничь. Кто-то подхватил его.

Марушко бросил нож и закричал:

— Вяжите! За убийство отвечу. Девять грамм свинца приму за правду…

Оборвал его бессвязные выкрики тяжелый кулак Паши.

Пока командиры вырвали Марушко из рук разъяренных матросов, пока зажгли погасший фонарь, глаз преступника уже заливала темная опухоль, а окровавленный рот казался огромным, черным.

— Бейте! — истерически кричал Марушко. — Убивайте! Все равно мне не жить. Нет доверия бывшему заключенному. До ножа довели!..

— Кончайте базар! — неожиданно спокойно прозвучал в общем гомоне голос капитана. — Боцман! Возьми двух человек и запри Марушко в надежное место. Анциферов! Поставьте охрану к арестованному.

Марушко скрутили и вывели из салона. Мельком увидел он, как укладывали на постеленный на полу матрац Оську. Над ним стоял, склонившись, Корней Савельич и готовил инструменты.

Оська лежал с напряженно сведенными к переносью бровями и приоткрытым ртом, и оттого казалось, что он силится и никак не может понять: что же такое произошло с ним?

Матросы растерянно сгрудились вокруг раненого. Их тела словно слились в одно большое тело с единым горем и ищущей исхода ненавистью.

— Воды! — бросил, не оборачиваясь, Корней Савельич. — Быстро!

Бережно передаваемый из рук в руки ковш проплыл в воздухе от камбуза до постели раненого. И снова салоп заполнило тяжелое молчание.