Шумно было лишь в машинном отделении. Огромное помещение освещала горящая на стальных переходах промасленная пакля. Багровые отсветы метались по потолку, вспыхивали на истертых ногами до блеска металлических трапах, отражались в прибывающей воде. Едкий запах горелого масла и щелочи от разряженных огнетушителей щипал глаза и горло, мешал дышать.
Матросы, стоя по колено в ледяной воде, загоняли деревянные пробки в мелкие пробоины. Второй механик с Пашей и Оськой силились ввести заостренный конец кола в большую пробоину. Тугая струя била из нее с огромной силой, отбрасывала кол в сторону.
— Дай-ка я вперед стану.
Оська поменялся местами с механиком, встал первым и, жмурясь от бьющих в лицо брызг, подвел острие кола по борту к краю пробоины.
— Товсь! — Он набрал полную грудь воздуха и хрипло крикнул: — Р-разом!
Три сильных тела навалились на кол. Острый конец его врезался в край тугой струи, сплющил ее, раздавил на десятки плоских, плотных струек.
— Еще, еще! — Оська напрягся так, что в пояснице хрустнуло. — Чуто-ок!
Скользя сапогами по металлическому настилу, Оська всем телом навалился на кол. Мелкие струйки били в плечи, грудь, секли разгоряченное лицо, слепили…
Позади глухо бухнула кувалда. Оська не слышал удара, а почувствовал его грудью, руками, всем телом, словно сросшимся с мокрым колом.
— Смелее бей! — прохрипел он.
Еще удар, отдавшийся по всему телу. Еще. Кол входил в пробоину все глубже. Рваные края ее срезались в древесину, отдирая мелкие щепки и вьющуюся стружку.
Кол плотно сидел в пробоине. Оставалось закрепить его и законопатить последние щели.
Оська выпрямился. В груди ныло от тяжких ударов кола. Сердце стучало часто и сильно. Мощные толчки его отдавались в голове тягучим, непрерывным трезвоном.
Рядом матросы крепили пластырь из тюфяка, закрывавший несколько мелких пробоин. Прижали его снаружи дощатым щитом. Между ним и стальной опорой перехода забили толстую доску, намертво прихватившую пластырь.
— Пробоины выше ватерлинии заделаем завтра, — послышался голос старшего механика Кочемасова. — А сейчас… всем, кроме вахтенных, обсушиться, отдохнуть. Вторая вахта остается в машинном. Следите за пробоинами, швами обшивки. Чуть увидите протечку — будите меня. Случится что посерьезнее — бейте водяную тревогу.
Оська тронул Пашу за плечо и сказал:
— Пошли.
Они с трудом втиснулись в переполненный салон и стали в недоумении.
Как и предвидел Корней Савельич, в салоне, освещенном робкими огоньками двух свечей, сбилась почти вся команда. Многие матросы были мокры. Но пробираться в темноте по палубе, а затем искать ощупью одежду и переодеваться в каюте не было сил. И они жались к камельку, излучающему тепло; сбивались вокруг него все плотнее.
Чад от жарящейся на сковородке рыбы смешался с едким дымом махорки, тяжелым запахом спецодежды и рыбацких сапог. Зато было тепло. Тепло и тесно. Невообразимо тесно. Салон походил на бесплацкартный вагон, где никто толком не поймет, как расположиться на ночь.
Иван Кузьмич стоял у дверей, не зная, как держаться в чадном, переполненном людьми салоне. Хотелось ободрить матросов, поощрить отличившихся…
— Пропусти, — шепнули рядом. — Капитан!
— Проходите, Иван Кузьмич, — обернулся к нему боцман. — Проходите в капитанскую каюту.
Матвеичев улыбнулся и черной от копоти рукой показал на стол в глубине салона. Обычно там сидел капитан и командный состав траулера. За столом на скамье виднелся скатанный тюфяк.
— Правильно сделал, — одобрил боцмана Иван Кузьмич. — Спать будем по очереди с первым помощником.
— Некогда спать, — ответил сидевший возле раненых Корней Савельич. — Тут зазевайся немного и кто-нибудь свалится на них или наступит.
— Будете спать, — твердо сказал Иван Кузьмич. — Не захотите по-хорошему — прикажу. Отдых входит в круг обязанностей моряка.
— Есть, — хмуро буркнул помполит, рассудив, что командир должен показывать подчиненным пример дисциплинированности.
Иван Кузьмич пробрался на привычное место за столом и стал наводить порядок. Прежде всего он установил очередь на отдых. Для женщин выделил отдельный уголок — камбуз.
Одно только оказалось выше его сил — темнота. Со всех сторон слышались голоса, призывающие к осторожности. Но толчея в салоне не уменьшалась. Стоило одному направиться к двери, как толчки, передаваясь от соседа к соседу, волной шли во все концы помещения.
Читать дальше