Теодор Константин - В полночь упадет звезда

— А вот я тебе и приказываю!

— Вас-то я ведь не знаю. Только господин лейтенант Тымплару, который поставил меня на пост…

— Молчать! — прикрикнул на него старшина. — Господин капитан старше твоего господина лейтенанта. — И, схватив подозрительного регулировщика за рукав, он заставил его идти к машине.

Капитан приказал шофёру переменить на столбах указатели, уселся на свое место и крикнул:

— Теперь, парень, гони как можно скорее! — И машина помчалась по правой дороге, идущей к северо-западу.

Солнце уже скрылось. Наступали сумерки. Машина с большой скоростью неслась по пустынному шоссе. Старшина Попеску, держа отобранный автомат между ног, то и дело поглядывал на автоматчика. Тот, спокойный и невозмутимый, безразлично посматривал на исчезавшие в темноте поля справа от дороги. Чтобы убить время, старшина попытался втянуть арестованного в разговор:

— Тебя как зовут, служивый?

— Кымпяну Хараламбие.

— Так что же, Хараламбие, ты, видно, считаешь нас за полных дураков? Даже ребенок понял бы, что ты врешь.

— Я сказал правду, господин старшина. Зачем я стану врать? Мне что приказали, то я и делаю. Господин лейтенант Тымплару может подтвердить.

— Можешь быть спокоен, мы поговорим и с господином лейтенантом, а пока что лучше скажи правду.

— Я же вам правду говорю, а вы мне не верите. — И потом добавил жалобным тоном: — Так уж водится спокон веков — слабому, несчастному нет доверия.

— А сам ты откуда?

— Из Праховы.

— Грамотный?

— Четыре класса у меня.

— Только и всего?… Гм, а по виду ты похож на более грамотного человека. А… женат ты?

— Женат.

— Дети?

— Двое, господин старшина.

— Ну, пусть будут здоровы.

— Благодарю, и вы также.

— Эх, Хараламбие, Хараламбие, и не жалко тебе своих детей? Как же ты не понимаешь: скажешь всю правду — облегчишь свою участь. Может, даже жизнь себе сохранишь. А если заупрямишься, то… расстреляют тебя, парень, и останутся твои дети без отца.

— Да ведь я сказал вам всё, что знаю! А вы меня всё терзаете, будто сердца у вас нет. Ей-богу! И за что вы ко мне привязались, накажи меня бог, если я понимаю. Чем я провинился? Что вы хотите от меня узнать?

— Я хочу узнать, цыпленочек, кто тебя поставил, чтобы ты водил здесь всех за нос и неправильно показывал дорогу.

— Как это неправильно? Так мне было приказано. Если приказ неправильный, то пусть отвечает тот, кто его отдал.

— А насчет дощечек ты тоже ничего не знаешь?

— Я ведь вам уже сказал, что господин лейтенант Тымплару сам позаботился, чтобы их крепко прибили.

— Ладно, парень. Я вижу, что ты еще худший негодяй, чем я думал. Больше я не стану тебя ни о чем спрашивать. Но в конце концов ты заговоришь, не беспокойся, — и старшина оставил арестованного в покое.

Между тем наступила полная темнота. Автоматчик поднял воротник куртки и забился в угол, точно собирался спокойно заснуть.

«Черт бы его подрал! — выругался про себя Попеску. — А что если он в самом деле не виноват? Иначе разве мог бы он сейчас заснуть?»

Машина мчалась в темноту.

Пересекли, не останавливаясь, несколько деревень, битком набитых войсками, и спустя полчаса въехали в селение, где расположился командный пункт дивизии «Молдова».

Машина остановилась. Первым из нее вышел капитан.

— Веди его во Второй отдел, — приказал он старшине, — да смотри, чтобы не улизнул.

— Не беспокойтесь, господин капитан.

Старшина выбрался из машины и, обойдя ее сзади, открыл дверцу с правой стороны:

— Давай вылезай! Прибыли.

Но автоматчик не двинулся с места. Свернувшись клубком в своем углу, он, казалось, спал крепким сном усталого солдата

— Вот чертов соня! Ты что, не слышишь? Встать! Но автоматчик продолжал спать. Тогда рассерженный старшина стал его трясти:

— Вставай, слышишь!.. Будь ты проклят… Лентяй этакий!

Он сильно толкнул уснувшего солдата, и тот упал поперек сиденья. Охваченный подозрением, старшина крикнул шоферу:

— Иоан, Иоан, а ну давай сюда быстро фонарь господина капитана.

Когда старшина зажег фонарь и свет упал на лицо опрокинувшегося на сиденье автоматчика, сомнений не осталось: он был мертв. Мертвец смотрел стеклянными, глазами, и злой, насмешливой была его улыбка, застывшая на губах.

Старшина Попеску тотчас погасил фонарь, процедив сквозь зубы:

— Мерзавец подложил нам свинью! А я-то сидел рядом и не подозревал… Ну и дурак же я!

Несколько секунд он стоял в растерянности, не зная, что предпринять.