Михаил Божаткин - Приключения 1977

Так было и на этот раз. Хотя и Надю и Володю он видел впервые, тем не менее быстро установил, что виноват все-таки Володя. Он не выполнил своих обязанностей, обидел девушку, а это недопустимо в любом случае. Володе было предложено извиниться, что он и сделал перед всем классом. Надя его простила. Конечно, вполне возможно, что в глубине души у нее осталась обида, но она проявила великодушие и в присутствии одноклассников сказала, что прощает обидчика.

Казалось бы, ситуация исчерпана. Но Геннадий Зиновьевич решил, что кашу маслом не испортишь. Он велел Володе Высевко привести в школу родителей. Володя сказал «ладно». Но родителей на беседу с Энгельсоном не пригласил. И вообще ничего не сказал им о неприятности в школе. Отношения в семье были далеко не идеальными, и раздражать родителей своими школьными неурядицами ему попросту не хотелось. Трудно утверждать наверняка, но, возможно, он был прав. Володя, как и прежде, ходил на занятия, получал отметки, встречался с друзьями. Если что и изменилось в его поведении, так это то, что он стал старательно избегать Геннадия Зиновьевича — тот не забывал при встрече напоминать ему о том, что родителей в школу все-таки придется привести. Причем напоминал все более жестко и настойчиво. Начинала постепенно складываться странная ситуация — для обоих, для Высевко и Энгельсона, вопрос «придут ли родители?» приобретал особый характер. Ученик говорил, что родителей приводить уже вроде бы и ни к чему, а учитель настаивал — они должны прийти хотя бы потому, что этого требует он.

Конечно, глядя строгим взором с чисто педагогических позиций, здесь можно усмотреть дерзость ученика, его неповиновение и даже пренебрежение словами учителя. Но если взглянуть на эту ситуацию с тех же педагогических позиций не столь строгим взором, то можно понять и Володю. Ведь, в конце концов, Энгельсон не был его учителем, он был «чужаком», который никогда ничего в их классе не преподавал, которого он совершенно не знал. И его чисто внутреннее, психологическое неприятие настойчивости «чужака», или, скажем, его упрямства, даже навязчивости, можно считать вполне естественным. Мы должны согласиться с тем, что в самом этом требовании — «Родителей в школу!» — какие-то педагогические, воспитательные мотивы обнаружить трудно. Было стремление создать психологическое давление, вызвать состояние угнетенности, подавленности. Надо ли говорить, что прием этот как таковой не имеет ничего общего с настоящим воспитанием. «Без постоянного духовного общения учителя и ребенка, без взаимного проникновения в мир мыслей, чувств, переживаний друг друга немыслима эмоциональная культура как плоть и кровь культуры педагогической… Эмоциональные отношения немыслимы, если учитель встречается с учениками только на уроке, и дети чувствуют на себе влияние педагога только в классе». Эти слова В. А. Сухомлинского как нельзя лучше комментируют создавшуюся ситуацию.

Однако продолжим наш рассказ. Прошла неделя.

И наступил день, которым потом будут датированы первые документы, составляющие объемистый том уголовного дела, документы, позволяющие буквально по минутам воспроизвести всю картину происшествия.

Закончились спортивные занятия у учащихся десятого класса «Д». Учительница физвоспитания Нина Николаевна Гончарик делала последние записи в журнале, поторапливала замешкавшихся в раздевалке учеников. Последними переодевались четверо — Володя Высевко, Олег Галиновский, Олег Зеневич, Евгений Анищенко. Из спортивного зала на лестничную площадку они вышли почти одновременно. Следующий урок был на втором этаже, и они начали подниматься по лестнице. Олег Галиновский был уже на середине лестничного пролета, когда Высевко поднялся на третью ступеньку. Остальные были еще на площадке. В это время из вестибюля вышел Геннадий Зиновьевич Энгельсон. Увидев Высевко, он тут же окликнул его и опять потребовал, чтобы тот привел в школу родителей.

Уточним: учитель стоит на площадке, а ученик — на несколько ступенек выше. Учителю это кажется оскорбительным, он вынужден разговаривать с учеником, глядя на него снизу вверх. Следует очередной наказ привести родителей. «Ладно», — отвечает Высевко. Ответ показался учителю недостаточно учтивым. Его фраза: «Как ты стоишь передо мной?!» И тут же удар в плечо, от которого Высевко скатывается на площадку. Он удержался на ногах. Выпрямился. Оглянулся на ребят, которые остановились на лестнице. Повернулся к Энгельсону, готовый продолжать разговор. Но Геннадий Зиновьевич считает, что разговор окончен. И вообще, что время разговоров прошло. Он размахивается и с силой бьет Высевко в лицо. Тот отлетает на два метра, ударяется головой в дверь, ведущую в вестибюль и падает на цементный пол. Подняться Высевко не может. Изо рта у него показывается кровь, начинаются конвульсии.