Владимир Беляев - Чекисты. Книга вторая

— Обязательно придем, дорогой, — откликнулся Акопов. — Не видал еще “Пирогова”. А ты, Борис?

— Да из нас, наверное, один Столяров видел ее. Он только-только с Большой земли.

— Хорошая картина, — подтвердил Столяров. — Посмотрел бы еще раз, да устал с дороги. Хочу отдохнуть.

— Кстати, здесь место только для двоих — Борису и Столярову, — сказал Акопов. — Где мне лучше переночевать, папаша Томб?

— В сельсовете диван. Там тепло.

— Сельсовет? Отлично, — решил Акопов. — Пойдем, Боря. Помоги саквояж нести, и пойдем кино смотреть.

Уже одевшийся Ренвиль взглянул на Гырголя.

— А я в твоей комнатке буду ночевать, можно? — спросил он.

— Зачем спрашиваешь, Ренвиль? — укоризненно откликнулся Томб. — Конечно, переночуешь. Гарри, проводи гостей к председателю.

И все, кроме Томба и Столярова, вышли на улицу.

Сеанс длился часа три. После этого Ренвиль выдавал колхозникам книги, Борис с Акоповым гуляли по берегу замерзшего моря. Проводив Акопова, Борис вернулся на свою квартиру. Была поздняя ночь. Столяров укладывался в кровать.

— Я думал, вы уже спите, Петр Петрович. Ну, ложитесь, ложитесь, мне нужно еще поработать.

Борис вынул из чемодана книги, тетради, подкрутил лампу и принялся готовиться к урокам.

Когда на часах было без четверти шесть, Борис удовлетворенно потянулся, зевнул, быстро разделся, юркнул под одеяло и повернулся к стене, оклеенной газетами. Прямо на него с пожелтевших “Известий” смотрела балерина Уланова, тускло освещенная мигающей лампой.

— За два часа прекрасно высплюсь, — подмигнул Борис балерине и потушил лампу. — А в восемь поедем в Калигран, — пробормотал он, засыпая.

Но выспаться ему не удалось.

— Колосов! Борис Николаевич!

— Что такое? — не сразу понял Борис.

Над ним стоял Ренвиль и теребил его за плечо:

— Можно, ты пойдешь со мной?..

— А что случилось?

— Говорить буду.

Ренвиль был чем-то взволнован и неправильно выговаривал русские слова.

Борис оделся, и они вышли. Свежий морозный воздух прошелся по лицу, забрался в рукава, за воротник. Борис поежился.

Прямо перед домом висели две шкуры белых медведей. Справа на козлах лежал перевернутый вельбот, отбрасывавший на снег четкую тень. На обмерзшей стойке голубовато просвечивал в свете луны большой кусок льда, приготовленный для питьевой воды. Картина мирная, отнюдь не располагавшая к беспокойству. Но в голосе Ренвиля была тревога.

Началось с того, что собаки перегрызли ременный алык в упряжке. Сеанс еще не начался. Ренвиль попросил у старой Иунеут, жены Томба, новый ремешок. Иунеут сказала, чтобы Ренвиль посмотрел в чулане. В чулане лежал ворох шкур, но ремней не было видно. Он стал рыться в шкурах и увидел кожаную военную сумку: может быть, ремешки в сумке. Ренвиль открыл ее. Оттуда вывалились бумаги. Следовало уложить их обратно, но там были интересные фотографии и рисунки, и разве утерпишь, чтобы не взглянуть? Хорошо был нарисован аэродром. Ренвиль сразу узнал его: все постройки, летное поле, холм, река. Внизу — какие-то цифры. И много других бумаг и снимков. И еще там были ленты магния… Все это разглядывать было некогда: люди уже собрались смотреть кино. Ренвиль сложил бумаги в сумку и побежал налаживать аппарат. Во время сеанса он искал глазами Гырголя, хотел попросить у него одну ленту магния. Магния давно не было в магазине райцентра, а Ренвиль научился фотографировать. Он искал глазами Гырголя, но Гырголь почему-то не пришел смотреть кино. И вдруг Ренвиль подумал: а зачем Гырголю Томбу нужен рисунок аэродрома? Вот тогда охотники и начали кричать ему: “Тише, тише, почему так быстро стал вертеть картину?” Ренвиль стал работать медленнее, но все думал и, когда выдавал книги, тоже думал. Потом он пошел ночевать к Гырголю. Он увидел, что Гырголь дома, и сказал ему: “Дай мне ремень, в моей упряжке порвался алык”. Они пошли в чулан и снова перебрали все шкуры. Ремешок нашелся, а сумки не было. Надо было спросить, куда девалась сумка, и взять у Гырголя магний, но Ренвиль не стал спрашивать, а все думал. Все легли спать, а он ворочался до тех пор, пока не решил разбудить Бориса.

Борис слушал Ренвиля, прислонившись спиной к перевернутому вельботу. Потом он стер иней с ресниц, оттолкнулся от вельбота и пошел по снегу, поглядывая на Ренвиля, который тоже зашагал рядом с ним.

— Скоро охотники начнут вставать, — сказал в раздумье Борис и обнял Ренвиля за плечи. — Зайдем к Акопову. Акопов говорил, что какие-то охотники рисовали ему карту. Может быть, он просил рисовать карту и Гырголя. Надо спросить.