Читатель после этого вполне подготовлен узнать, что любимые занятия «кривого черта» — избиение негров и насилия над женщинами.
Не уступают «кривому черту» и другие, самые хотя и незначительные негодяи. Появляющиеся на один момент перед читателями Санди, Рагор и Миндра выглядят так: «На лице каждого, словно на пластинке фотоаппарата, запечатлелись все человеческие пороки. У Санди не было одного глаза и половины левой щеки, причем уцелевшие части лица были покрыты какими-то темно-лиловыми нарывами, местами переходившими в желто-синие язвы. Волосы рыжие и какие-то бесцветные росли пучками». А нос, пугают авторы, «раздулся огромной картошкой, испещренной синеватыми жилками. Рагор отличался полным отсутствием лба и провалившимся в пропасть греха и разврата носом, а Мандра имел на своем лице столько шрамов, что совершенно нельзя было определить, чем он видит, говорит и ест».
Зато какова внешность коммунистов!
Взгляните, например, на Дикки Реда, американского коммуниста. У него — «волосы каштановые, откинутые назад; плотный румянец на загорелых щеках. Темные брови и глаза — серые, прекрасные глаза» (стр. 96).
Или героиня — Женя. У ней глаза «синие, темно-синие», «золотые волосы», «смуглая мордочка». Колено Женино и то — «смуглое, нежное, круглое» (стр. 220).
Свою любезность авторы распространяют на всех друзей и родственников героев. В одном эпизоде мелькнула Редова сестра, мимоходом, на четырех страницах. Авторы не упустили случая проявить свою галантность и сделали из американской комсомолки даму приятную во всех отношениях. Дали ей «прекрасный румянец, алые губы, под глазами естественная темнота кожи, брови почти черные, а щеки такие свежие и упругие» (стр. 103). «Глаза большие, глубокие, серые, такие же, как у него (Дикки), но куда лучше». Другие женщины «делают что-то со своими ресницами и становятся похожими на больную кошку, у которой слезятся глаза. У Жени густые, длинные ресницы».
В нашей литературе немало ляпсусов. В прошлом очерке нам приходилось говорить, что комсомольская литература списывает своих героев с плаката. Но никто никогда, кажется, не доходил до такой отвратительной пошлости, чтобы срисовывать героев с помадных банок и конфетных оберток, — в этом пальма первенства принадлежит, по справедливости, «АААЕ».
Благонамеренность авторов сквозит не только во внешности, но и переносится на флору, фауну и даже неодушевленный мир. Так, фашисты привязывают знакомого нам Дикки Реда к полотну железной дороги. Но симпатизирующий, очевидно, компартии паровоз лояльно свертывает на другой путь, не забыв пережечь искрами веревки, и Дикки спасен. Когда немолодой, но порочный тигр (инспирированный, надо думать, Антантой) прыгает на бесчувственную Женю, благонамеренные авторы направляют верного негра Бингу на аэроплане, и тигр убит. Зато другой тигр, противоположной ориентации, с успехом поедает вооруженного до зубов французского офицера.
Всего не перескажешь. Кто не верит, пусть читает сам.
* * *
Чем дальше в лес, тем больше дров.
Наряду с конфетными героями авторы уверенной рукой рисуют картины колониального, американского, гаремного, полпредского и всякого другого быта.
На стр. 12 внимательный читатель узнает, что «быть полпредом в Афганистане — это далеко не синекура». Очевидно, авторы полагают, что «быть полпредом» в остальных пунктах земного шара — явная синекура? «Отдыхать там вряд ли придется», — продолжают авторы. Конечно, это не Лондон, не Париж — там, вероятно, сплошной дом отдыха полпредов.
При первой встрече читатель застает афганистанского полпреда «товарища Арахана» (?!) в неприятном положении. Через два часа полпред Арахан должен выехать из Москвы «по месту своей службы», а пока что «мечется по комнате».
Но только на «месте службы» авторы развертывают свое знание полпредской жизни.
«У полпреда много неприятных и скучных обязанностей. Но из них самая неприятная — это обязанность принимать важных и нужных людей», «ни на одну минуту не надо забывать об обязанностях хозяина и старательно угощать гостей, нарочно с пустыми желудками приезжающих на такого рода вечера».
Арахан «встречал гостей в дверях парадного зала… отвешивал глубокие поклоны восточным гостям, крепко жал руки европейцам» и, радея, очевидно, о советских хлебах, «с тоской подсчитывал, сколько еще приглашенных должно пройти мимо него» (63–64).
Больше о работе полпредов ни слова.
Читать дальше