Александр Мартвнов - Последний торпедоносец

— В церковь пойдёшь?

— В нашу? — Игорь вздохнул. — Молиться за… — Сенька кивнул. — Конечно. Только я не умею.

— Научишься. Пошли.

— Наташка-то дома? — на ходу спросил Игорь. — Я её довёл, а потом что-то не по себе стало.

— Дома… — Сенька вдруг матерно выругался. — Сегодня и начинать надо было!

— В ОМОН стрелять? — спросил Игорь. — Они же наши, как ни крути…

— А ты думаешь, ОНИ против нас своих пришлют? Неет. Их ребята появятся, когда настанет черёд "порядок наводить". И обязательно с манадтым ООНом.

— Сень, — попросил Игорь, — не матерись, пожалуйста. Что-то слушать паскудно.

— Извини, — Сенька махнул рукой. — Вот Зойка мне тоже так говорит: мы друг друга постреляем, а в горах только порадуются. Но сколько ж терпеть-то? Отец домой пришёл — аж чёрный, смотреть страшно…

… Мальчишки собрались за околицей. Все были злые и взвинченные и не разговаривали друг с другом, чтобы не сорваться. Шли — как будто не в церковь, а в рукопашную.

И, как выяснилось, так оно и было.

Что-то не так — это почувствовали все почти одновременно, ещё когда церкви и видно не было. И перешли на быстрый шаг. Потом — на бег.

1. Атаман Громов — глава оппозиционной к правительству РФ фракции Всекубанского Казачьего войска.

Около церкви стояли несколько мотоциклов. Слышалась чужая речь. Полтора десятка парней — помладше, ровесники, постарше ребят с побережья — деловито высаживали двери. Кто-то уже нарисовал на побелке саблевидные полумесяцы и звёзды, написал полдюжины ругательств и лозунгов. Ещё минут пять — и было бы поздно, потому что к багажникам мотоциклов были пристёгнуты канистры с бензином. Явно не для дозаправки.

Потом Игорь не помнил, успел Денис что-то скомандовать, или нет. Кажется, нет…

… Камень — пролетел прямо над плечом, в ухе свистнуло…

… Нож, в руке у него — нож…

… Земля больно ударила в лицо, нога — над головой, руки сами перехватывают её…

… Суетливо дёргающиеся под чёрной майкой лопатки убегающего…

… Запах — отвратный, животный запах, такого не бывает от людей. Жёсткие волосы в пальцах…

… Вопль. Удары подобранной палкой — тренированные, тело вспоминает их без участия мозга. Опять удары, опять вопль — жалобный, рыдающий…

… Всё закончилось очень быстро. Натиск и бешеная ярость европейских мальчишек переломили сопротивление погромщиков в самом начале. Пятеро остались лежать на месте, восемь или девять разбежались в разные стороны, побросав ножи, кастеты и велоцепи. Хрипящего Николая с трудом оттащили от турчонка, которому грек уже начал отрезать ухо его собственным ножом. У Николая — да и у всех — были разбиты пальцы. Серьёзно пострадал только Лешка — ему глубоко распороли ножом левое плечо, но он отталкивал тянущиеся к нему руки и ругался.

— Класс, — сказал Сенька, подходя к Игорю и обнимая его мокрой от пота рукой. От Сеньки тоже резко пахло, но это был человеческий запах — запах бойца после рукопашной. — Класс, класс, класс, как легко стало…

— А то, — искренне согласился Игорь, глядя, как Николай прошибает ножом бензобаки — ноздри у грека раздувались, зубы скалились до верха дёсен.

— Можно сказать, помолились, — добавил, подходя, Борька. Мальчишки начали хохотать, толкая друг друга локтями.

Денис присел возле одного из турчат — тот как раз начал возиться. Взял его за шею:

— Слушай, ты, — процедил Денис, приближая своё загорелое лицо к посеревшему смуглому лицо турчонка. — Ещё раз здесь появитесь — перебьём всех, как кур. Прямо в ваших аулах. Всей станицей придём, все пацаны с побережья вообще, и перебьём на хер. Потом пусть сажают, нам пофиг. Ты понял!? — он тряхнул турчонка так, что тот захрипел и бешено закивал. Денис поднял его и бросил на колени. Пригнул голову: — Крестись, сука! Крестись, я сказал! Крестись и повторяй: "Прости меня, Господи!" Крестись! Крестись!! Крестись!!! — и снова тряс турчонка, неумело крестящегося непослушными руками, как крысу…

Золотой кельтский крест летел в безоблачном небе — снайперским прицелом…

Этой ночью Сенька и Денис ночевали у Игоря. Бабушка ничего не имела против, тут к этому относились проще простого. Игорь уже успел в этом убедиться.

Мальчишки взвинтились так, что, невзирая на перенасыщенный день, долго не могли уснуть, рассказывали похабные анекдоты, боролись, ржали и вообще вели себя, как идиоты. Наконец Денис, улёгшись на разостланное одеяло, вдруг сказал задумчиво:

— Сень, помнишь, ты сказал тогда про тридцатисемимиллиметровку?