Михаил Март - Затянутый узел. Этап второй. Принцип домино

Капитан помялся и кивнул головой.

— Убедили. Все правильно. Отпущу парня.

— Слово офицера? — спросил Шабанов.

— Слово офицера.

К ним подбежал старшина.

— Местные говорят, среди трупов атамана Зеленого нет, сыновей его тоже. Девяносто двух гадов мы положили.

— А их сто четырнадцать было, сам считал, — подал голос Огонек.

— Многих река смыла, кто-то утонул, кого, убитого, течение унесло, — предположил Кистень.

— Зеленый слишком хитер, — вздохнул Малашкин, — он на рожон не лезет. Ушел гад.

— Что за фрукт этот атаман? — спросил Важняк.

— Недобитый беляк. В годах уже. На Дальнем востоке воевал в армии атамана Калмыкова, был его правой рукой. Когда в 20-м их разбили, ушел в Китай. Руководил белым движением в Харбине. В 48-м все они в Россию вернулись, бандитствуют в тайге. Настоящее имя Зеленого — Зиновий Петрович Никольский, полковник, бывший начальник штаба армии Калмыкова, из графьев. С ним три сына. Старшему под тридцать. Те еще головорезы. Самому атаману под шестьдесят, но в седле держится отменно. Знатный вояка, он еще в гражданскую прославился.

— Мне приходилось слышать о нем, — сказал Журавлев. — ВЧК и ОГПУ посылали людей в Харбин и Шанхай, хотели его вычислить и уничтожить. Я могу дополнить его характеристику. Вся Приморская область в 18-м году после свержения советской власти делилась на части. Молодой ставленник Колчака атаман Уссурийского казачьего войска генерал-майор Калмыков держал в руках Хабаровск. Сорок тысяч штыков. Он даже атаману Семенову, назначенному главнокомандующим, отказался подчиняться. Калмыкова поддерживали японцы, выделяя ему большие средства. Человек-зверь. О нем даже белые офицеры-эмигранты не сказали ни одного доброго слова. Его друг и ровесник полковник Никольский не был начальником штаба, он значился как походный атаман. Зверствовали на пару. В 20-м году ситуация изменилась. В ночь с 12 на 13 февраля полковник Никольский взял из Хабаровского банка тридцать восемь пудов золота, и 13-го утром Калмыков, Никольский и еще шестьсот бойцов ушли из Хабаровска в Китай. Среди них были казаки, моряки Амурской речной флотилии, кадеты, добровольцы. О том, что атамана Калмыкова нашли и расстреляли, говорили многие. Доказательств нет. Наша разведка многое сделала, но добраться до атаманов так и не смогла, их судьба никому не известна. И если Никольский жив, то мы имеем дело с серьезным противником.

— Хватит страшилки рассказывать, Матвей Макарыч, — остановила его Лиза, — мы свое дело сделали, нам надо идти. Столько времени упущено!

— Куда путь держите? — спросил Малашкин.

— На северо-запад. Ищем самолет, потерпевший бедствие, — как на духу выложил правду Дейкин. — Глянь-ка на карту, капитан.

Гаврюха достал карту из-под шинели. Малашкин долго ее изучал и наконец сказал:

— Северо-запад — правильное направление, но неизведанное. Там самые глухие места, много ущелий и речек, по прямой не пройдешь. Берите курс на Белый яр. Идите вдоль реки, не ошибетесь. Деревушки на пути попадаться еще будут, народ в них тихий, но обходите стороной высокие частоколы, за ними живут старообрядцы. Эти чужаков не любят, стреляют из луков без предупреждения. Лучше с ними не связываться. Ну а дальше Белого яра никто не ходил, там уж сами думайте.

— На лошадях пройдем? — спросил князь.

— До яра дорога хорошая. Лошадей у нас теперь много, берите в запас, ну а мне надо возвращаться на рудник.

— Вы бы рацию поискали у бандитов, — предложил Чалый, — пригодится.

— Она там, где сейчас атаман Зеленый. Если у него есть связь с центром, он должен держать своих в курсе дела.

— Логично, — согласился Журавлев.

Малашкин скомандовал: «По коням!»

Комендант особого лагеря «Оазис» знал подполковника Сорокина. Челданова, нового хозяина Колымы, он видел впервые, обычно вместо него приезжала жена, дама запоминающаяся и очень резкая. Сорокин, несмотря на страшный шрам на лице, был человеком мягким и рассудительным, Челданов больше походил на деревянного идола, его суровый вид внушал страх. Когда он смотрел в глаза, мороз пробегал по коже. Ощущение не из приятных. Даже погибший при невыясненных обстоятельствах Белограй не вызывал подобных чувств. Он попросту не замечал людей, а этот прожигал человека насквозь своим колючим взором.

— Кого из заключенных допрашивал генерал? — резко спросил Челданов.

— На допрос вызывались четырнадцать человек, товарищ полковник. Двенадцать из них были вывезены. Куда, мне не известно. Номер 1320 остался. Барак номер четыре. А так же номер 1410 из двенадцатого барака на месте.