Норман Льюис: Вулканы над нами

Тюрьма делает человека пессимистом. Я готов был верить тому, что он говорит.

— Вы заявите им, что меняете свои показания, признаете себя виновным, — сказал он. — Мы уплатим за вас штраф, и вас приговорят к высылке из страны. Через три дня вы уедете.

Я видел, что он невысоко расценивает мои боевые качества; но я был как-никак ветераном войны и знал Гватемалу не хуже любого гватемальца. Он предложил мне сто долларов в неделю и пособие в пятьсот долларов при демобилизации (позднее я узнал, что это была ставка для южноамериканцев; европейцам и гражданам США платили вдвое больше). Через минуту мой приятель вручил мне какой-то бланк и предложил расписаться. Я все еще не мог решиться и попросил отсрочки, чтобы подумать. Он охотно согласился и сказал, что зайдет на следующий день. Когда дверь камеры захлопнулась за ним с холодным мелодичным звоном, мне стало не по себе. Я начал терзаться опасениями, что он раздумает и больше не придет. К вечеру я был вне себя от страха и даже не притронулся к бобам, которые принес мне на ужин мой симпатичный тюремщик.

Когда наутро гватемалец появился, я подписал бланк. Я провел ночь без сна и готов был подписать что угодно, лишь бы выйти на свободу. Он выхватил у меня бланк, сунул в карман, небрежно пожал мне руку и исчез. Я продолжал терзаться дурными предчувствиями. Дело, впрочем, было сделано, отступать было поздно.

Остаток дня я посвятил размышлениям о том, как я прожил эти последние годы. Я катился по наклонной плоскости, и довольно быстро. Пять лет тому назад я был владельцем плодороднейшей кофейной плантации в две тысячи гектаров на гватемальском нагорье. Плантация находилась во владении моей семьи добрых семьдесят лет, но правительство отобрало ее. Что мне было делать? Пока теплилась хоть малейшая надежда вернуть поместье, нужно было оставаться, сидеть на месте. Нужно было бороться, спорить, давать взятки, пробиваться к влиятельным лицам, на худой конец ждать смены правительства. Для всего этого требовались деньги — я уже не считаю повседневных расходов. А где взять их? В странах Центральной Америки население делится на землевладельцев и нищих пеонов, которые на них работают. Некоторые сферы деятельности полностью закрыты для иностранца, — например, политика; другие формально доступны — коммерция, — но иностранец не имеет никаких шансов на успех. Если у вас есть свободные деньги, вы можете открыть кинотеатр, или мороженое заведение, или новый отель. Если у вас мало денег, вам остается одно, — и каждый иностранец кончает именно этим, — вы вкладываете все, что имеете, в какое-нибудь шальное предприятие и проваливаетесь с треском. Я закупил шхуну с омарами, рассчитывая продать их в Майами и получить шестьсот процентов барыша, но холодильная установка испортилась и омары протухли. То, что у меня осталось, я вложил в валютную операцию в Британском Гондурасе.

Сначала это была обычная спекуляция, затем я стал дельцом черного рынка, но и тут не остановился. Через шесть месяцев я стал контрабандистом, нанялся вывезти из Мексики археологические ценности, которые — я почти уверен в этом — были похищены из древних захоронений. Сейчас я сидел за решеткой. Чтобы выйти на свободу, я согласился вступить в банду международных авантюристов.

Чего во всем этом было больше — невезения или легкомыслия? Вот в чем вопрос!

Через три дня меня вывели из тюрьмы, повезли под полицейским конвоем в аэропорт и посадили на самолет панамериканской компании, направляющийся в Тегусигальпу, столицу республики Гондурас. В Тегусигальпе я стал лейтенантом Армии освобождения, которая под командованием генерала Бальбоа формировалась в лагерях неподалеку от города.

В Тегусигальпе уже было полно народа; охотники на акул, ловцы жемчуга, специалисты по оккультным знаниям, люди, собиравшиеся путешествовать вокруг света на плотах из бальзовых бревен, люди, лично наблюдавшие «летающие блюдца», люди, именовавшие себя польскими графами, исследователи, совершенно точно установившие местонахождение таинственных золотых рудников, принадлежавших некогда индейцам племени куно в Панаме, аквалангисты, только что открывшие на небольшой глубине затонувший корабль, груженный драгоценностями. Поскольку хорошо проинструктированные газеты именовали нас не иначе как «героическими борцами за свободу Гватемалы», то и нас всех объединяла неистощимая тяга к самообману. Гондурасцы были обходительны и любезны. Встречные на улице горячо обнимали и лобызали нас. Впрочем, когда мы заходили к ним домой, они прятали от нас жен и дочерей. Ночью они выставляли вокруг нашего лагеря полицейские посты с пулеметами.