Виктор Дудко - Тревожное лето

Пятистенный дом купца Бумагина стоял в самом центре Новых Черемшан. Дом как дом, рядом сельпо, неподалеку базар. Резное крыльцо, окна чистого с сизоватым отливом стекла. Хвалился Бумагин, будто стекло то из Германии. Стекло и впрямь было необычным: сколько ни гляди в него с улицы, но что в доме делается, не увидишь, как зеркало вроде. А изнутри все видишь, что делается на улице. Когда Евсей Бумагин привез его, то и Новые и Старые Черемшаны всю зиму торчали под окнами и дивились заморской выдумке. Старые Черемшаны зачастую ходили с кулаками на Новые, побоища начинались на базарном дворе, и потому Бумагину приходилось вынимать рамы с германским стеклом и вставлять с обыкновенным, чтоб не дай бог не поколотили. Осенью двадцатого Бумагин со всеми домочадцами удрал в Маньчжурию, оставив все свое добро и хозяйство, даже стекла заморские. Надеялся вскоре вернуться. Пятистенку Бумагина занял волостной отдел ГПУ. Пустых изб было немало, но Шершавову понравилась именно бумагинская.

Вернулись с войны крестьяне, а тревога в Черемшанах не исчезла. Сожгла банда мост через Черемшанку, соединявший обе половины села. Строили его с охотой и песнями в первый год Советской власти и выстроили на славу. А ведь почти четверть века черемшане пользовались неудобным и неуклюжим паромом, четверть века Старые и Новые Черемшаны не могли договориться, кому строить мост и за какую плату. Оттого и вражда меж обеими половинами села затянулась на много лет. А тут взялись и за две недели отгрохали такой мостище, что любо-дорого... Еще раз принялись строить черемшане, но уже без энтузиазма, на нервах председателя волисполкома, всеми уважаемого Тараса Телегина.

Черемшанский уезд когда-то славился ложками из сухой пахучей липы. Ложки эти, со всевозможными фигурками вместо ручек, ценились не только на ярмарках в губернии — их вывозили за границу как сувениры большими партиями. Ложки приносили приличный доход перекупщикам, но не тем, кто их делал, потому что скупались они за бесценок, а строгали их долгими студеными вечерами при свете лучины.. Черемшанский уезд считался глубинным, сюда не так просто было добраться. Кругом на много верст вокруг раскинулась синяя тайга, сморщенная складками сопок, да и граница с Маньчжурией не так уж далеко. С той стороны нередко наведывались хунхузы. Пройдясь как гребешком по селам, хуторам и заимкам, обобрав крестьян, они снова уходили в Маньчжурию, чтоб через какое-то время снова совершить налет. Не раз случались жестокие схватки крестьян с хитрым и нахальным врагом, не раз били его сами и сами же были биты, и только установление Советской власти несколько поубавило пыл китайских бандитов. Начальство заезжало в Черемшаны редко, твердо надеясь на опыт и революционное чутье своих представителей.

Шершавов, ссутулившись и заложив за спину длинные, словно промытые корни дуба, руки, ходил по комнате и диктовал:

— ...Исай Семижен прислуживал белым. Стлался перед ними, гад, как последняя сволочь...

Теткин, младший оперуполномоченный волотдела ГПУ, торопясь и путаясь, стучал одним пальцем на машинке. Через плечо его висел наган в затертой до вощаного блеска кобуре. Было душно, и остроносое лицо Теткина выражало крайнее усердие и сосредоточенность.

— Г-грубо это как-то, Егор Иванович, — сказал утомленно Теткин.

Шершавов остановился, как будто наткнулся на что-то, медленно повернулся, поднял на Леньку утомленные глаза и раздельно произнес:

— Ты давай печатай.

— Мне что, я напечатаю. Да вот логики у вас нету. То говорите, что Исай совсем белый, а то чуть ли не красный. Где логика?

— Шкура твой Исай, — гаркнул Шершавов и сел напротив Теткина. — Шкура и вошь на пролетарском теле революции.

— Ч-что, так и печатать?

— Так и печатай, — разрешил Шершавов и полез в карман за кисетом.

Теткин принялся стучать. Стучал он долго и утомительно, Шершавова это раздражало. Ленька сопел, долго целился, находил нужный знак и с силой, так что вздрагивал стол, бил по клавише «Ундервуда». Шершавов завидовал Леньке Теткину потому, что Ленька «шибко владел грамотой» и умел читать разные книги. Шершавов же имел всего один класс церковноприходской школы и свою неграмотность очень скрывал от Леньки. «Логики нету, — оскорбленно думал он, — я тебе дам логику. Кто за пуд жита выдал Костю Лепеху? Курва! Так разве они после этого не гады все и не паразиты? Перелицевались. Сейчас, например, краснее Левона Голякова во всей волости не найти. Крутит хвостом этот Левон, хитрит, а сам как волк на тайгу зыркает». Есть подозрения, что Исай Семижен повязан крепко с бандой Лялина, но не может этого доказать начальник волостного ГПУ Егор Иванович Шершавов, Не может.