Душан Калич - Подвиг (Приложение к журналу Сельская молодежь), т.6, 1985 г.

Серо-зеленый брезент немецкого военного грузовика развевался под порывами ветра и шумным хлопаньем, напоминавшим взмахи крыльев взлетающей большой птицы, перекрывал негромкий рокот мотора. Ехали под гору узкой, усыпанной светлой щебенкой дорогой, уходившей в густой сосновый лес. На ней то и дело попадались мистические черно-белые эсэсовские знаки, запрещающие проезд. За первым же поворотом, возле деревянной часовни с распятием Христа, до которой дотягивались тени лагерных стен, а на кресте лежал толстый слой пепла, годами сыпавшийся на долину из раскаленного жерла трубы крематория, контуры разрушенной каменной ограды уже не были видны. Здесь грузовик резко затормозил, почти ползком повернул и, вильнув из стороны в сторону, остановился, как будто сам по себе, потеряв управление.

— Эх, фашистские лицемеры, — сказал Саша и язвительно усмехнулся, не замечая, что правым боком грузовик опасно приближается к обочине дороги, откуда машина могла сорваться в глубокий овраг. Чуть придерживая рукой руль и глядя в боковое зеркало на распятие Христа, он не заметил, как Анджело, сидевший в кабине рядом с ним, в последний момент вывернул руль, и грузовик оказался на середине дороги. — И... на флагах у них написано «С нами бог», — продолжал Саша, покачивая головой. — А существуй этот создатель на самом деле, наверняка бы их не было на свете. Да и ты, Христос, по крайней мере, избавился бы от покрывшего тебя пепла, увидев который, божественные души должны ужаснуться... — Резко повернувшись к Анджело, он помолчал и уже более спокойным голосом добавил: — Видишь, Анджело, как все здесь мерзко и глупо... А ты там, наверху, одно время молился... Умолял Христа помочь нам...

Анджело лишь грустно улыбнулся. Не отводя взгляда от дороги, он рукой придерживал руль.

Заметив, что у Анджело увлажнились глаза, Саша смущенно улыбнулся и, сожалея, что затеял разговор о боге, дружески обнял его за плечи:

— Не обижайся, Анджело... Я это так, от злости. Ну их к черту, и их, и их богов. Там многие напрасно молили бога, да и я молил бы, если б в него верил. У меня душа прямо разрывается, как задумаюсь о человеческой судьбе, и черт-те что лезет в голову... Я думал даже, что это люди с другой планеты, неожиданно явились откуда-то, уничтожили немецкий народ, а сами приняли облик немцев и в человеческом обличье двинулись порабощать мир. Видишь, каждый на свой манер обманывал себя. Так или иначе, я долго верил, что те немцы все-таки были люди... из плоти и крови. Семя у них было человеческое, матери рожали их, как и нас, и сколько великих умов дали они человечеству. А затем вдруг все это — от начала и до конца... Потому я вчера и побежал смотреть на растерзанного Рудольфа. Хотел увидеть, что у него внутри, посмотреть, сердце у него с груди или машина... Увидел я кровь, мясо и настоящее сердце... Никто не мог сказать, что оно не человечье... Видишь ли, Анджело, я думаю, этого я себе никогда не могу объяснить...

Саша продолжал рассказывать, не замечая, что Анджело его больше не слушает; погрузившись в свои мысли и ища ответа на свои вопросы о земле и людях, он тоже хотел избавиться раз и навсегда от этих вопросов и потому рассуждал сам с собой о вере в бога и возникновении «сверхчеловека». Ни тот, ни другой не заметили, что мотор заглох и грузовик стоит посреди дороги. Из этого состояния вывел их неожиданный стук по железной крыше кабины. Из кузова послышался голос Мигеля:

— Что там у вас внизу? Уж не порченый ли грузовик нам достался?!

Они растерянно переглянулись, Саша без слов включил мотор, и грузовик потихоньку поехал.

Наверху, в кузове, Ненад, Фрэнк, Зоран и Жильбер устроились на деревянной скамье, отполированной солдатскими штанами и изрезанной штыками. Рисунки и инициалы, многочисленные имена свидетельствовали о том, что здесь сменяли друг друга солдаты, носившие символы «Мертвой головы» и фанатически уверенные, что бог предопределил им участь властелинов мира. В углу лежали два мешка с хлебом и сухарями, груда ящиков и коробка с солдатскими консервами — на одних банках стояла марка американской армии, на других — эсэсовское клеймо. Рядом на борту висели полотняные мешочки с запасными обоймами и ручными гранатами. В противоположном углу на аккуратно свернутой плащ-палатке лежал небольшой ящик, на желтоватых досках которого местами проступала черная краска каких-то нацистских пометок. На крышке, густо утыканной гвоздями, броско выделялись красная пятиконечная звезда и текст, написанный голубой краской: