Михаил Демиденко - За Великой стеной

Фабрика господина Фу по производству героина, замаскированная под вывеской автомастерской, работала на сырье, доставляемом с континента, известном на весь мир сырье — опиуме марки «999», добываемом на плантациях мака в коммунах и концлагерях Китая, именуемых «Школами 7 мая». «Интерпол» в этом случае был бессилен. Португальские власти и англичане в Гонконге молчаливо оберегали статус-кво, делали вид, что не имеют понятия о происходящем на территориях, отторгнутых ими у Китая, больше того, их тайные полиции блокировали любого журналиста, пытавшегося расследовать эту щекотливую сторону «содружества наций», более представительную, чем «Британское содружество», и если при этом подданный ее величества исчезал, официальные власти набирали в рот воды.

Гангстеры сами имели сильный флот, вертолеты и личную охрану. Если бы чин португальской полиции или агент «Интерпола» все же рискнул появиться поблизости от виллы, это был бы его последний визит вежливости.

Когда-то, во время Столетней войны, французский офицер д'Отерош предложил противнику: «Господа англичане, стреляйте первыми». Времена галантных офицеров канули в Лету. Охрану в Макао несли мастера стрельбы по «сидячим птицам».

В девятом часу Сома и Пройдоху сменили, провели на задний двор, где под навесом охранники доедали яства с хозяйского стола. Пройдоха потерял аппетит. Он вспомнил подобное угощение на строительстве пиратского убежища, когда отравили всех строителей. Тем более Комацу был рядом...

Комацу все же подошел к Пройдохе и спросил:

— Где-то я тебя видел? Что-то лицо знакомое... Никак не могу вспомнить, где я видел тебя.

— Вы ошиблись, господин!

Пройдоха почувствовал, что капкан захлопывается, и вилла ему показалась Питчлеем, местом сбора охотников на лисиц, где ему отведена роль лисицы.

Когда после этого разговора он вернулся к смоковнице, подменявшие его охранники с радостью уступили пост, лишь спросили:

— А где же второй, в очках?

Пройдоха ответил:

— Пьет вино... Идите, можете взять и мою порцию. Я непьющий.

Потом он подошел к забору и, никем не замеченный, перелез через него, оказавшись в тесном глухом переулке. Он шел по переулку, сжимая в кармане пистолет со снятым предохранителем. Переулок казался бесконечным. Пройдоха пробирался вдоль высоких заборов. К его счастью, наступала стремительная южная ночь, которая текла по переулку, как горная река по дну ущелья.

«Главное — выскочить на оживленную улицу», — твердил себе Ке. Вполне возможно, внешний пост находился при выходе из переулка. Если бы на нем оказались незнакомые охранники, это могло бы окончиться для беглеца трагически.

Сзади послышался шум мотоцикла. Ке попытался вдавиться в стену, но этого еще никому не удавалось, разве только призракам, чьи тела состоят из дыма, но не из плоти.

Ке выхватил пистолет... Его ослепил луч света, и он чуть не выстрелил по фарам, когда услышал знакомый голос:

— Это я! Не смей стрелять!

На мотоцикле сидела Дженни, дочка господина Фу. Она сидела на мотоцикле, как амазонка на степном скакуне.

И сразу же стала выплевывать мужские ругательства. Ке сообразил, что девчонка разъярена.

— Надоели! — кричала Дженни. — Я вас всех ненавижу! Пропусти! Так и передай отцу: «Уехала, и все!» Пойду на завод, пойду в стюардессы, пойду в «пятидесятки»! [35] «Пятидесятки» — продажные женщины.

— Не кричи, — успокаивал ее Пройдоха, прислушиваясь к шорохам в темноте. — Куда мчишься? Тихо!

— Хочу орать и буду орать! — брыкалась Дженни. — Хоть убейте меня, я презираю вас!

Оказывается, Дженни смертельно оскорбили во время чифана. Подумать только, ее, Дженни, почти американку, заставили сидеть в холле, угощаться конфетами и вести сплетни с остальными женщинами. Может быть, она бы с этим смирилась, традиции есть традиции, но в зал с мужчинами, она видела собственными глазами, прошла особа. И не европейка, а тоже китаянка, рожденная на тех же широтах, что и Дженни. Старуха, лет под пятьдесят. И мужчины увивались вокруг нее, лепетали, точно проглотили вместо устриц собственные языки.

Мужчины пошли пить виски... А ей, Дженни, предложили жевать сладости.

Подобного унижения она спокойно перенести не смогла, выбежала во двор, вскочила в седло первого попавшегося мотоцикла и помчалась куда глаза глядят, и в добавление ее еще чуть не пристрелил слуга ее отца.