Марко Марчевский - Остров Тамбукту

Но дело не в скуке — меня тревожило и не давало покоя другое обстоятельство. Вместо того, чтобы приближаться к моей родине, судьба меня гнала все дальше и дальше от нее. До каких же пор?

Мотор пульсировал, как живое сердце, на дне яхты, попутный ветер легко надувал паруса, и город с пятьюдесятью народностями медленно исчезал за ветвистыми пальмами берега.

Жил ты в некоем городе, спал под забором в порту, откапывая корки хлеба в мусорных ямах, чтобы утолить голод, и вот ты уезжаешь из злополучного для тебя города. Он тает в знойной тропической жаре вместе с грязными прибрежными закоулками, по которым ты столько раз проходил; нет уже тех людей, с которыми ты делил радости и скорби и которые, может быть, тебя огорчали; и чувствуешь, что от твоего сердца что-то отрывается. И тогда ты забываешь разочарования и муки, причиненные тебе городом, забываешь мелкие недостатки людей и помнишь только хорошее. Да, мы идеализируем людей, когда мы далеко от них; Луна светит потому, что далеко от земли — старая неоспоримая истина. Но верно также и то, что мы начинаем любить людей только после того, как познакомимся с ними ближе. Таким человеком был Мехмед-ага. Несмотря на то, что он был содержателем трактира, в который стекаются пороки со всего света, я всегда буду вспоминать о нем с хорошим чувством потому, что он был единственным человеком в Александрии, который тепло, по-отечески отнесся ко мне и помог.

А что я могу сказать о городе? В нем мне пришлось пережить столько огорчений! И все же, когда он удалялся от меня, когда тонул в зелени пальм, я поднял руку и помахал платком на прощание. Ведь там остался близкий человек, который помог мне в самые трудные минуты моей жизни. Самый город мне был чужд, как чужды мне были и пятьдесят языков, на которых говорят его жители. И в самом деле странно. Что может понять египтянин на языке торговца-китайца и что ему говорит его улыбка, никогда не исчезающая с лица? Что означает для мудрого персиянина поток слов, которыми старый еврей расхваливает свой товар, стоя на пороге маленькой лавчонки? (Или сверкнувший взгляд японца с восковым лицом — для мрачного араба? И все же люди, собравшиеся в Александрии со всех концов света, понимают друг друга достаточно хорошо. Китаец всегда найдет необходимые слова, чтобы продать бумажный фонарик для украшения или пестрый веер жене какого-нибудь паши, старый еврей запутает в сети слов какого-нибудь француза и всучит ему аляповатую табакерку с замысловатыми инкрустациями, а японец смягчит каменное сердце мрачного араба гонкими фаянсовыми чайными чашками, испещренными нежными фигурками миниатюрных японок в цветистых кимоно. И ты начинаешь понимать, что Александрия не Вавилон. Можно не понимать языка египтян и все же чувствовать себя среди них как дома, если есть деньги. Богатым все двери открыты. Особенно для богатого англичанина, который в то время был подлинным повелителем Египта. Когда англичанин входит в дом египтянина, он чувствует себя как в собственном доме, но если египтянин попадет в дом англичанина, он будет себя чувствовать как иностранец. А что уж говорить об американцах? Как и повсюду на свете они приезжают сюда с «добрыми» намерениями, рассматривают, изучают, предлагают свою «бескорыстную помощь», строят тайные и явные планы союзов и если проваливаются, не отчаиваются и начинают все сызнова. Янки неутомимы.

Я простился с полноводным Нилом, древними пирамидами и таинственным сфинксом, со всем тем, чем гордится эта знойная страна — простился молчаливо, без слез и проклятий: только один вздох — вот и все.

Натянутые паруса яхты подрагивали, Ветер дул с суши, но как только мы вступили в Суэцкий канал, он улегся. Порт-Саид, Суэц — низкие голые берега, желтые пески под палящим солнцем и кое-где одинокие пальмы... Где они, девственные джунгли и леопарды, слоны и крокодилы, трепетные газели и полосатые зебры, жирафы с длинными шеями и свирепые львы, где обезьяны, которые встречаются на каждой странице экзотических романов об Африке? Чтобы увидеть хотя бы одного из этих зверей, нужно пропутешествовать сотни километров внутрь страны, а некоторых из них никогда не увидишь, потому что человек давно их перебил. Много страшного читал я мою фантазию, прежде чем я ее увидел. Но после того как познакомился лишь с маленьким ее кусочком, я разочаровался не в Африке, а в авторах экзотических романов, которые пишут о ней, не зная ее. Тут бедность и богатство природы чередуются: после огнедышащей пустыни, идут прохладные оазисы, скалистые горы сменяются непроходимыми джунглями, жаркие дни сменяются холодными ночами [1] Сахара — самая большая и самая знойная пустыня земного шара. Средняя температура зимой (в январе) -10°С, а летом (в июле) — 40°С. Но иногда летом в Ин-салах, к югу от плато Тадемаит, жара достигает до 56,3°С — самая высокая температура отмеченная на земном шаре, а в горной области Тибести холод достигают до -18°С, как у нас в холодные зимние месяцы. , а желтые однообразные дюны переходят в тенистые плодородные долины. Страна огромных богатств и бескрайней бедности, земля контрастов — такова Африка.