Луи Буссенар - Из Парижа в Бразилию

— Тут, господа, речь не о силе, а о правде, — вмешался управляющий. — Наследства покойного синьора вещь нешуточная, и нужно хорошенько дознаться, к кому оно переходит.

— Что вы этим хотите сказать? — спросил полковник по-прежнему надменно, но все-таки с легким оттенком беспокойства.

— Я хочу сказать, что останется подвергнуть обоих претендентов последнему испытанию. Оно будет решающим.

— Пусть будет так, — согласился янки. — В чем же должно состоять испытание, которое вы предлагаете?

— Мы спросим покойника.

— Что такое? Это еще что за комедия с духами?

— Это не комедия. Я не позволю себе шутить, когда речь идет о памяти человека, который меня любил, как родной отец. Она для меня священна.

— И для меня тоже, — поспешил поправиться Бутлер.

— Так потрудитесь пройти на берег реки. Это недалеко: не более пятисот метров, и того, пожалуй, не будет.

— С удовольствием, — согласился Бутлер.

Но в душе у него поднялась тревога. Он почувствовал, что затевается что-то серьезное и что одной смелостью тут не возьмешь.

Он отвел капитана Боба в угол и торопливым шепотом спросил:

— Ваши молодцы здесь?

— Да, все здесь, но… пьяны, как всегда.

— Тем лучше для дела. Вооружите их хорошенько и ступайте за нами, но так, чтобы никто не видал. Когда я вам дам знак, уберете этих трех. Нужно, чтобы они исчезли бесследно… иначе мы погибли. Идите. Все зависит теперь от вас.

— Хорошо. Можете вполне на меня положиться.

— Ну-с, господа, — сказал Бутлер, подходя к управляющему и французам, — идем?

— Идем, — отвечал управляющий. — Мигуэль, возьмите с собой кого-нибудь и следуйте с нами. Вы будете свидетелями.

Все вышли из дома, разделившись на две группы: в одной — французы с управляющим, в другой — полковник с двумя служителями.

Они быстро шли по отлогому склону, поросшему купами благовонных деревьев. Вдруг разом увидели реку, протекающую внизу в зеленой долине с редкими кустами. Над рекою стоял домик в европейском стиле, с зелеными ставнями, черепичной крышей, голубятней и колодцем.

При виде этого домика Жаком овладело сильное волнение, которое вскоре сообщилось и Жюльену.

Он не мог удержаться от возгласа удивления и умиления.

— Тише! Ради Бога, молчите! В противном случае вы навредите себе, — уговаривал его управляющий. — Ну-с, милостивый государь, — обратился он к американцу, — что вы думаете об этом домике?

— Об этой гадкой лачуге-то? Думаю, что не дал бы за нее и пятисот долларов, и удивляюсь фантазии владельца, выстроившего здесь такую безвкусицу.

— И неужели этот дом вам ничего не напоминает?

— Сегодня ровно ничего. Но завтра он будет напоминать мне о неприятном посещении моей усадьбы двумя мошенниками, и поэтому я завтра же прикажу его срыть с разнести по кирпичику.

— Разнести по кирпичику этот дом! — вскричал в негодовании Жак. — Дом, который как две капли воды похож на тот, где выросли моя мать и мой дядя… на берегу Лауры, в Монлуи… где прошло и мое детство!..

— И где я провел лучшие дни моей юности! — присоединился Жюльен.

— О, я понимаю, зачем дядя велел его выстроить здесь! Эта река своей капризной излучиной напоминает Луару…

— Здесь он велел и похоронить себя, — перебил управляющий. — Здесь он и спит вечным сном, под цветами, за которыми во время моего отсутствия был, как видно, очень плохой уход. А он так любил европейские цветы!

— И что же, по-вашему, из этого следует? — дерзко спросил американец.

— Да ничего не следует. Я только констатирую тот факт, что вы, называющий себя племянником господина Леонарда Вуазена, родившегося во Франции, в городе Монлуи, в департаменте Эндры-и-Луары, между тем не узнаете ни Эндры-и-Луары, ни Монлуи, ни дома, в котором родились и жили. Равным образом я замечаю, что вы совершенно не заботитесь о могиле своего дяди, хотя знакомы с содержанием его письма.

— Это и значит, по-вашему, «спросить покойника»? — иронически осведомился полковник Бутлер.

— Это и значит, по-моему, спросить покойника. Ответ получен красноречивый и убедительный.

В густой траве и кустах послышался быстрый шорох.

— Ну-с, а теперь послушайте меня, — вскричал злодей. — Для меня это решительно все равно. Обман мой во всяком случае не откроется, потому что нескромные люди, знающие о нем, не разгласят его… ни живые, ни мертвые. Я сумею заставить их замолчать.

С этими словами он громко крикнул:

— Сюда, Боб!.. Эй, сюда, матросы!.. Убейте их всех!.. Скорее…