Остин Райт - Островитяния. Том второй

Я уже знал повадки страха: сначала он сковывает, парализует силы, потом перерастает в едва выносимое напряжение, однако вместе с тем обостряет внимание и все чувства. Дон не стал распространяться, сколь опасна наша вылазка. Половина опасностей была плодом фантазии, но что-то было вполне реальным; я заметил это по тому, как осторожно, с оглядкой движется Дон. С перевала мы спустились на лыжах и стали двигаться к северо-востоку от ледника, чуть ли не на каждом шагу останавливаясь, чтобы оглядеться. Время тянулось тем дольше, чем дальше и выше, позади нас, оказывалась сторожка. Наконец по одной из расселин мы спустились к краю лесной полосы, начинавшейся на высоте семи тысяч футов; акры и акры поваленных, умирающих деревьев — в основном старых, сучковатых, похожих на сосны, но не встречавшихся на островитянской стороне — тянулись перед нами. С помощью небольшого топорика и веревки Дон связал две охапки хвороста, между тем как я следил за голыми, хотя и изрезанными складками склонами внизу. За каждым выступом, за каждым камнем легко могло померещиться темнокожее лицо.

Во время долгого обратного подъема, выбиваясь из сил, с тяжелой ношей за плечами, я думал о том, что у страха глаза велики и, пожалуй, опасность была сильно преувеличена. Дон держался по-прежнему осторожно, однако уже не так, как при спуске. Горцы, сказал он, никогда не откажут себе в удовольствии подстрелить островитянина, оказавшегося по их сторону перевала, но только когда нет свидетелей и можно не бояться расследования; кроме того, в этих лесах никто не жил и разве что только готовящийся к набегу отряд мог заночевать здесь, а в такой час, когда быстро темнеет, немногие, кого следовало бояться, охотники-одиночки были уже далеко, спеша вернуться в селение.

В тот вечер, третий по счету проведенный в горах, чувствуя себя связанными общим делом, мы — Дон, Самер, Гронан и Ланг — держались уже вполне дружески, обсуждая наши обязанности и планы на будущее. Мой испытательный срок завершился, и я вместе с остальными был зачислен в дозорные ущелья Ваба. Из чего следовало, что теперь мне нужно обзавестись постоянным местом жительства, а стало быть, жить мне придется, вероятнее всего, в Верхней усадьбе, а не у Файнов. Вплоть до отъезда из Островитянии я мог считать это своей службой, мысли о путешествиях пришлось оставить: шесть дней я буду проводить в горах, а шесть — в усадьбе, работая с Эком и Аттом. Перемена была неожиданная и значительная.

Мы устроились на койках. Ночь выдалась морозная. Через шесть недель начнутся наши бдения. Дрова, которые я помогал собирать, горели в очаге, и я испытывал невольную гордость и был готов снова рискнуть отправиться для пополнения наших запасов в карейнские леса. Страх, подобно влюбленности, то отпускал, то охватывал меня с новой силой. Не опасайся карейнцы снежных заносов и лавин, они легко могли бы добраться до нас. Спуск в долину Доринга тоже был далеко не безопасен. Смогу ли я когда-нибудь держаться среди этих отвесных круч так же бестрепетно, как Дон?.. Но сегодня ночью страхи почти не тревожили меня. Наттана должна была поддержать мое решение вступить в отряд Дона, хотя и не могла не понимать, что, принимая его, я в определенной степени рассчитываю на нашу совместную будущность, поскольку мне придется теперь надолго осесть в Верхней усадьбе, под одной крышей с нею. Гордиев узел наших отношений не мог быть разрублен моим отъездом.

Пора полуправд и притворной дружбы прошла. Два пути лежали передо мной. Первый — словесными убеждениями и доводами попытаться склонить ее к мысли выйти за меня замуж, что было чревато либо полной неудачей, либо невыносимой ситуацией, которая неизбежно сложится между нами, если Наттана будет упорствовать. Другой, более рискованный, состоял в решительном действии — овладеть девушкой, пользуясь ее тягой ко мне, и завоевать ее окончательно и навсегда, едва лишь мы станем близки. Она могла отклонить мои притязания — что ж, я буду настойчив. Она могла не сдаться на волю победителя. Тогда это стало бы для меня окончательным поражением… Но, так или иначе, Наттана будет моей.

Похоже, Дон не стремился возвращаться раньше намеченного срока. Следующий тренировочный день оказался долгим и беспокойным. Дон подробно повторил весь маршрут, которым мы следовали из долины на перевал. Под его бдительным наблюдением мы провели не один час среди скал, изучая каждый карниз, каждую выемку, за которую можно зацепиться. Когда же, около полудня, показалось, что мы наконец-то направляемся домой, он заставил нас задержаться в сторожке, где мы провели первую ночь, чтобы пополнить запас дров и привести в порядок снаряжение, которым пользовались. Только после этого и после того, как мы подтвердили свою готовность и оставили свои адреса (Ланг — Верхняя усадьба Хисов), Дон отпустил нас.