Малышев не придерживал ветки, позволяя им недовольно шелестеть, упруго скользя влажной от росы листвой по ткани одежды. Но из того, что командир не топотал наобум, старшина понял: в поспешности нет непосредственной угрозы, и показался из своего укрытия.
— Ты уже здесь? — заметил его капитан. — Хорошо? Что видел?
— Ровным счетом ничего. По эту сторону ни людей, ни техники.
— Совсем?
— Рядом с аэродромом — чисто, — подтвердил старшина. — Но фрицы в лесу есть. Точное расстояние не скажу. Километр, полтора… Может, больше. Лес чужой, эхо непривычное. С отделение, не больше… Пойти взглянуть?
— Нет. Наверняка, там залегло в засаде то самое оцепление, о котором я предупреждал Степаныча. Но нам, если не поднимем стрельбы, оно не помеха, а Корнееву — ефрейтор доложит. У нас с тобой, Кузьмич, задача интереснее будет. По непроверенным, пока, данным на аэродроме постоянно находится два летчика и шесть человек охраны. Смекаешь?
— А то… — понимающе хмыкнул старшина. — Двое — летчик и солдат, это отдыхающая смена. Еще двое — в таком же составе, дежурят у самолета. Остается — три солдата и фельдфебель.
— Почему фельдфебель?
— Без старшего, пост не выставят. А для офицера — слишком малочисленный гарнизон.
— А летчики?
— Ну что вы, товарищ капитан… — чуть ли не с укоризной проговорил Телегин. — Где Крым, где Рим, а где — папа римский? Хотел бы я видеть хоть одного летуна, понимающего толк в караульной службе. Вон, спросите при случае Серегу: сколько раз ему на посту стоять доводилось или разводящим выходить? У летчиков для этого БАО имеется.
— Спорить не буду, Кузьмич, ты у нас ротный старшина — значит, тебе виднее. Так вот, товарищ Телегин. Наша с тобой задача: в самые кратчайшие сроки, тихо и незаметно, сделать со всей этой занимательной немецкой математики один сплошной минус. Управимся вдвоем?
— Оно, конечно, всяко бывает… — привычно огладил усы Телегин. — Но, думаю, командир: сдюжим. Вряд ли нас тут специально натасканные на диверсантов "волкодавы" дожидаются. А парочку-другую обычных фрицев, а хоть и эсесовцев — уложим.
— Тогда, — потер ладони Малышев, — выдвигаемся поближе к строениям. Оценим диспозицию…
— Тихо… — старшина вдруг вскинул руку, ухватил офицера за плечо и силой заставил присесть.
Понимая, что это неспроста, Малышев послушно опустился на корточки и вопросительно повел бровями.
— Идет кто-то… — одними губами произнес Телегин и указал пальцем направление. Аккурат за спину капитану. Тот попытался обернуться, но Кузьмич только крепче сжал его плечо и отрицательно мотнул головой.
Малышев замер, а мгновение спустя, уже и сам расслышал негромкий хруст валежника под тяжелыми шагами. Положившись на опыт и реакцию старшины, капитан отслеживал события только по звуку и тому, как менялось выражение лица у Кузьмича. И тут немец, которому наверняка тоже действовала на нервы лесная тишина, стал негромко напевать:
— Дойчен зольдатен унд официрен, дас ист майне фройнде, их бин гратулирен!.. Партизанен пух-пух, русс капитулирен, дойчен зольдатен унд официрен…
Ладонь Кузьмича тут же отпустила Малышева, и капитан максимально осторожно развернулся на хрипло каркающий голос. Хотя, мог и не усердствовать — поющий человек не слышит практически ничего, кроме себя и удерживаемой в голове мелодии.
Немецкий солдат остановился, не доходя до разведчиков шагов десять. Но он стоял во весь рост и потому его плотная, рослая фигура была отчетливо видна, в расширяющихся к опушке просветах между деревьями, тогда как капитан со старшиной прятались в кустах. Немец постоял немного, вытянув шею и вглядываясь в чащу, но, естественно, ничего там не увидел. Тогда он отставил в сторону автомат, расстегнул брюки и присел на корточки, для равновесия ухватившись одной рукой за ближайшую ветку.
Старшина Телегин среагировал беспощадно и мгновенно, как привык поступать на охоте на опасного хищника. Капитан Малышев еще только нашаривал на поясе ножны, когда Кузьмич, в несколько широких, скользяще-лыжных шагов, оказался за спиной тужащегося солдата и, зажав фашисту ладонью рот, быстро перерезал оцепеневшему, от испуга и неожиданности, врагу горло. Выждал пару секунд, пока тот перестанет дергаться, и тихонько уложил на бок, неподвижно скорчившееся тело. Потом неспешно вытер лезвие ножа полой вражеского мундира и повернулся к командиру.
— Минус один…
Ровно в пять утра, на опушке леса заработала радиостанция, и, вторя встречающим восход солнца соловьям, звонкий девичий голосок запросил вселенскую тишину:
Читать дальше