Алистер Маклин - Дрейфующая станция «Зет». Караван в Ваккарес

— Премного благодарен, мсье ле Кюр, премного благодарен. — Ле Гран Дюк говорил с присущей ему снисходительностью. — Я не могу передать вам, какое впечатление произвела на меня ваша служба в окрестностях монастыря сегодня утром. Тронут, очень тронут. Ей–богу, каждая минута, проведенная там, казалась мне бесценной. — Он пристально взглянул на Серла: — Вы повредили ногу, дорогой друг?

— Небольшое растяжение, ничего особенного. — Явная напряженность не только отражалась на лице священника, но и ощущалась в его голосе.

— А! Но вы знаете, как внимательно должны относиться к таким растяжениям: возможны серьезные осложнения. Да, очень серьезные. — Ле Дюк снял свой монокль и, держа его за кончик толстого черного шнурка, начал раскачивать, словно маятник, внимательно разглядывая Серла. — Не мог ли я видеть вас где–нибудь раньше? Я не имею в виду монастырь. Да, да, конечно, около отеля, сегодня утром. Странно, но я что–то не припоминаю, чтобы вы хромали. Но тогда я… Боюсь, мое зрение… — Он водрузил монокль на место. — Благодарю вас еще раз. И следите за растяжением. Отнеситесь очень серьезно к этому, мсье ле Кюр. Ради собственного же блага.

Ле Гран Дюк спрятал записную книжку во внутренний карман и величественно удалился. Кзерда посмотрел на Серла: незабинтованная часть его лица не отразила никаких чувств. Серл, в свою очередь, облизнул пересохшие губы, не произнес ни слова и повернулся, чтобы уйти.

Даже очень наблюдательный человек, хорошо знающий Боумана, не смог бы опознать его в субъекте, который сидел за рулем сверкающего голубого «ситрое–на», припаркованного в проходе позади отеля. На нем были белая широкополая шляпа, темные очки, ядовито–голубая в белый горошек рубашка, украшенный вышивкой черный жилет без пуговиц, молескиновые брюки и высокие сапоги. Цвет лица Боумана стал еще смуглее, а усы больше. На заднем сиденье лежала его сумка.

С противоположной стороны открылась передняя дверца, и, растерянно моргая, на него уставилась Сессиль.

— Я не кусаюсь, — бросил Боуман с усмешкой.

— Боже мой! — Она юркнула на сиденье. — Что, что это за маскарад?

— Я пастух, один из многих. Я же сказал тебе, что ездил за покупками. Теперь очередь за тобой!

— А что в сумке?

— Мое пончо, конечно.

Она критически взглянула на него, что уже стало для нее привычным. И он повез ее в тот самый магазин готового платья, в котором они уже побывали раньше, этим утром. Спустя некоторое время хозяйка магазина снова хлопотала возле Сессиль, без умолку рассыпая комплименты и сопровождая их соответствующими жестами. Сессиль на этот раз была одета в праздничный костюм арлезианки, состоящий из длинного свободного темного, украшенного вышивкой платья с вырезом, отделанным белым рюшем, и шляпы с вуалью. Под шляпой был темно–рыжий парик.

— Мадам выглядит фантастически! — возбужденно ворковала хозяйка магазина.

— Мадам соответствует цене, — сказал Боуман смиренно.

Он отсчитал еще несколько банкнотов и повел Сессиль к «ситроену», в который она села, расправив свое дорогое платье, чтобы не измялось.

— Очень красиво, должна сказать. А тебе нравятся красиво одетые девушки?

— Только когда вокруг меня преступники. Но дело не в этом. Понимаешь, со мной вместе видели темноволосую цыганку. А теперь ни одна страховая компания в Европе не сможет найти ее.

— Понимаю! — Сессиль с трудом улыбнулась. — Все эти хлопоты ради твоей будущей жены?

— Конечно! Ради кого же еще? Дело в том, честно говоря, что непозволительно терять помощника в такой сложный момент.

— Мне это никогда не приходило в голову.

Боуман подогнал «ситроен» ближе к кибиткам румынских и венгерских цыган на площади, остановился, вышел из машины, распрямил затекшую спину и повернулся. Едва он это сделал, как столкнулся с огромным, не спеша прогуливающимся господином. Тот с недоумением посмотрел на Боумана через монокль в черной оправе: ле Гран Дюк не привык, чтобы его толкали.

— Прошу прощения, мсье, — извинился Боуман. Ле Гран Дюк наградил его неприязненным взглядом:

— Принимаю ваши извинения.

Боуман смущенно улыбнулся, взял Сессиль под руку, и они пошли дальше. Она сказала ему тихо, с упреком:

— Ты сделал это нарочно?

— Ну и что? Если даже он не узнал нас, то, скажи, кому это удастся? — Боуман сделал еще несколько шагов и остановился. — Ну, а что это такое?

Его внимание привлек мрачный, черный автофургон, выезжавший на площадь. Из него выскочил водитель, очевидно, что–то спросил у ближе всех стоявшего цыгана, который показал направление, куда–то через площадь, снова сел за руль и поехал обратно к кибитке Кзерды. Кзерда собственной персоной стоял у ступенек своей кибитки, разговаривая с Ференцем; по их внешнему виду можно было предположить, что до полного выздоровления обоим еще очень далеко.