Елена Негва - Меняя завтрашний день

— Куда ты хочешь направиться, мать? Может, я велю построить тебе дом рядом с Харальдхеймом?

— Нет. Я собираюсь поселиться в лесу.

— Рядом со старой Норой, я полагаю? — Сигурд с вызовом посмотрел на мать.

— Неподалёку. Но таково моё желание и я хочу, чтобы оно было исполнено, сын.

— Будь по-твоему, однако, я бы не стал селиться поблизости от колдуньи, мать. Это неразумно и тем более, в случае чего, тебя некому будет защитить.

— Я сама сумею себя защитить. Я заберу с собой меч, подаренный твоим отцом.

— Что ж, на то воля твоя, женщина, но помни, здесь тебя все будут ждать.

Исгерд медленно поднялась со скамьи, расправила складки шерстяного светло-зелёного платья и медленно покинула комнату, словно растворившись во мраке вечернего сумрака.

Исгерд поселилась в небольшой землянке, надёжно укрытой от посторонних глаз широкими еловыми лапами высоких деревьев, окружавших жилище. Большую часть времени женщина не появлялась в поселении, предпочитая коротать зимние дни в одиночестве или в обществе старой Норы, которую называли колдуньей, за умения женщины предсказывать будущее и расшифровывать сны. Однажды, много лет назад, Нора появилась в этих краях, не имея с собой ничего — ни еды, ни вещей, ни сопровождения, и местные жители посчитали её жительницей Лапландии, перебравшейся в более тёплые края.

Иногда Сигурд приходил к матери, принося ей еду и ненадолго оставаясь с ней за короткими, ничего не значащими разговорами, каждый раз обводя взглядом убогую каморку землянки, которая, к счастью, всегда была тёплой. Со временем он начал замечать то, как резко начала стареть мать, как в её волосах стала появляться седина, а лицо прорезали резко обозначившиеся морщины, образуя дряблые складки у крыльев носа. Не укрылось от его взгляда и то, что вместе со стремительной старостью, мать стали охватывать внезапные и беспричинные приступы безумия. Она начинала путать слова, воспоминания, её память хаотично перемешивала былые события, Исгерд чаще всего вспоминала годы молодости, когда они с Харальдом только поселились на этих землях. Иногда женщина начинала кричать и требовать, чтобы Сигурд расправился с младшей сестрой, Снёлауг, в исступлении ломая руки и проклиная день её рождения. Порой взгляд женщины смягчался и на время приобретал осмысленное выражение, однако, при этом она просила сына уберечь семью от Снёлауг, убеждая его в том, что рано или поздно девочка станет настоящей наездницей волков…

Сигурд отмахивался от безумных заверений матери, но со временем его лицо приобретало мрачное и удручённое выражение, которое вскоре сменялось еле заметной печалью. Чтобы отвлечься от тяжести на душе после каждого посещения матери, Сигурд свободное время стал проводить с Викой, вовлекая её в беседы, и улыбаясь, видя робость и смущение девушки. Он рассказывал ей о богах и богинях, уделив особое внимание Фрейе, говоря о том, что многие женщины исповедуют культ Фрейи, являясь прорицательницами и толковательницами снов, ведь именно Фрейя обучила их магии. Она была богиней любви и войны, жизни и смерти, материального благополучия, плодородия, природных циклов, символом которых является её ожерелье — Брисингамен, изготовленное четырьмя гномами. Богиню часто изображали едущей на золотой колеснице, в которую запряжены две кошки. Вика помнила эти рисунки и резные изображения на столбах усадьбы — богиню изображали статной голубоглазой блондинкой в одеждах из соколиных перьев.

В один из весенних дней Сигурд, будучи в приподнятом настроении, позвал девушку на прогулку, заявив, что собирается принести домой немного мыльного камня, который чаще всего использовали для грузил, веретён, ламп, чашек, кухонных горшков и форм для отливания металла. Как правило, этой работой занимались рабы, вооружаясь длинными стамесками и проводя долгие часы у скал, вырезая заготовки, которые затем дорабатывали дома.

Весеннее солнышко ещё неохотно грело землю, местами освободившуюся от снега, и кое-где на рыхлой почве уже пробивались первые смелые ростки трав и цветов. Выйдя из дома, Вика залюбовалась тёмно-синими водами моря, которые у берега покрывались белыми барашками пены, рассыпавшимися при отливах волн. Вдоль отвесного склона скалы под соснами располагались валуны, и на некоторых из них можно было увидеть искусно нанесённые рисунки и рунические надписи.

Девушка вдыхала свежий воздух полной грудью, радуясь тому, что она почти год провела на этих северных землях в окружении дикой природы, которые подарили девушке покой и радость на душе.