Елена Негва - Меняя завтрашний день

— Знаю. Её судьба уже предрешена и надо смириться с тем, что у меня такая дочь, однако, тревоги не оставляют меня, сын. Словно недоброе предчувствие владеет мной…

— Позови Нору, она разложит руны, мать, — Сигурд махнул рукой, мол, пустое, — устроишь пир, пригласишь её в Харальдхейм и пусть она предскажет всем нашим женщинам волю богов. Потом и будем думать, тревожиться и переживать.

Он приобнял мать, коснувшись подбородком её макушки, вдыхая запах домашнего очага и аромат душистого мыла, исходящего от волос Исгерд. Слова матери нисколько не задели его, и настроение Сигурда оставалось по-прежнему благодушным — он вернулся домой и пока все новости казались ему второстепенными и менее значимыми, чем его не-давнее длительное путешествие по морским просторам. Он вспоминал трудный переход через льды, настолько утомивший людей и его самого, что в одну ночь все члены команды спали крепким сном, а наутро мир льдов и снега остался далеко позади, и их драккар вынесло в открытое море. Сигурд вспомнил и озабоченное лицо Храфнхильда, который поднимал руку к небу, сжимая пальцами кристалл солнечного камня, сквозь который он рассматривал небо, поворачивая камень до появления наибольшей яркости. Найдя искомое направление по солнцу, кормчий вновь и вновь перепроверял нужное направление, чесал покрытый многодневной щетиной подбородок и непонимающе качал головой.

— Всё указывает на то, что мы сбились с курса, ярл, — сказал кормчий. — До сегодняшней ночи мы шли прямо по противоположному пути.

Сигурд вспомнил, как тогда привычно пожал плечами и ответил Храфнхильду:

— Но ведь солнечное светило находится с верной стороны?

Храфнхильд мрачно кивнул головой и ещё в течение дня Сигурд видел, как тот время от времени снова перепроверяет кристалл. Когда они наконец-то достигли скалистых испанских берегов, и добрались до Кордовы, где арабы десятками возводили новые мечети и бани, а в город стекались лучшие ремесленники, поэты и лекари, Сигурд не преминул упомянуть кормчему его панику среди льдов, на что Храфнхильд обиженно засопел и остаток вечера провёл в молчании, наслаждаясь прекраснейшим фруктовым вином, арабской музыкой и танцами.

— Я так и сделаю, сын, — донёсся до него голос Исгерд, которая устало вздохнула, коснувшись щекой его груди. — Ладно, пора ложиться спать.

Они вошли в погружённый в дремотную тишину дом, еле слышно ступая по застеленному тростником полу на утрамбованной земле. Вдоль стен, на длинных скамьях, доносился дружный храп людей Сигурда, которые спали, укрывшись шерстяными одеялами и звериными шкурами.

Мать уже ушла в свою комнату, отгороженной пологом из медвежьей шкуры, а он ещё долго лежал на скамье в общем зале, освещаемый висящим на двух цепях массивным светильником, наблюдая за тем, как дым очага медленно выползал сквозь отдушину в крыше…

Сёстры спали в другой комнате на большой кровати, у изголовья которой были резные головы зверей, отпугивающих злых духов. Чуть поодаль от кровати стояли сундуки с одеждой, постельными принадлежностями, драгоценностями и разноцветными тканями, привезёнными Сигурдом из путешествия.

Снёлауг, в отличие от старшей сестры, утомлённой каждодневными хлопотами, не спала, сбросив меха и сев на краю кровати, она обнимала одной рукой деревянный столб, покрытый резным орнаментом и невидящим взором смотрела на висевшие на стенах гобелены из шерсти. Сначала девочка прислушивалась к звукам, доносившимся из общего зала, где спал её брат и его дружина, а потом её внимание сосредоточилось на будущем.

Она мечтала о том, что будет жить среди других людей, в других странах и поселениях, куда увезёт её чужестранец, который непременно появится в здешних землях и заберёт её с собой. Висевший перед её глазами гобелен с кораблём, казалось, оживал в эти моменты и девушка, словно ныряя в него, оказывалась на корабле, плывущем в тёплые страны, где распускаются дивные цветы и круглый год сияет солнце, одаряя всех теплом и радостью. Солёные брызги волн осыпали пригоршнями её лицо, делая жёсткими её лёгкие пряди волос, развевающихся за её спиной. Она с восторгом и гордостью смотрела вперёд, ветер трепал её белое платье, золотые подвески звенели как весенние птичьи трели, а её талию обнимала рука того, кого она нарекла своим мужем.

В эти чудесные мгновения грёз Снёлауг ещё ни разу не задумывалась о реакции своей семьи, в первую очередь отца, как главы рода, коли уж она осмелится поступить вопреки его воле…