Хайнц Конзалик - 999-й штрафбат. Смертники восточного фронта

— По пути в лагерь, — начал он, отхлебнув от бокала, — у лагерных ворот околачивался какой–то субъект с метлой в руках. Я сначала подумал: может, русский? Нет, господа, это был немецкий солдат! На самом деле! Я велел остановить машину, пригляделся к нему, но этот дегенерат даже не соизволил отдать честь. У него вид недочеловека. И что же вы думаете? Он запускает палец в нос и ковыряется в нем. Вот уж бесстыдство! Я спросил у него, кто он такой. И как вы думаете, что он мне ответил?

— Что же? — спросил заинтригованный Барт.

— «Ха!» — вот что он мне ответил!

— Как вы говорите? «Ха»? Неслыханно!

— А как его фамилия? — спросил Обермайер.

Беферн, расстегнув пуговицу нагрудного кармана, достал листок бумажки, потом аккуратно застегнул пуговицу и прочел:

— «Карл Шванеке, 2–я рота». И мне пришлось попотеть, чтобы вытянуть из него даже фамилию и номер подразделения. Этот тип явно туговат на ухо.

— Что? — не понял Барт, невольно улыбнувшись.

— Туговат на ухо.

— У этого экземпляра слух лучше, чем у нас троих вместе взятых, — с самодовольным видом заявил Барт.

Беферн был явно сбит с толку, а Обермайер усмехнулся.

— У него слух лучше, чем… — озадаченно повторил Беферн.

Барт кивнул:

— Ко всему иному и прочему он специалист по кражам со взломом, грабежам и растлитель малолетних. Когда–то был ефрейтором и, судя по всему, не из трусливых.

— Завтра с утра займусь им, — порозовев от негодования, пообещал Беферн. — Неслыханное нахальство!

— Надеюсь, вы его приведете в чувство, — сказал Барт, выпуская струю синеватого дыма к потолку.

— Так ведь без этого не обойтись, разве не так?

— Вам уже приходилось служить в такого рода подразделениях?

— Нет, до сих пор я решал несколько иные задачи, герр гауптман, — ответил обер–лейтенант Беферн, скрестив руки на груди.

— В таком случае вам предстоит слегка перестраиваться, дорогой мой. Причем в ваших же интересах. Это вам не просто подразделение, каких сотни. Это штрафбат.

Последнее слова Барт произнес неторопливо, точно смакуя — чуть ли не по слогам.

— Здесь, — продолжал он, — тон задают люди типа этого Шванеке, не признающие никаких авторитетов, кроме собственных инстинктов и желаний. Заметьте, никаких, а уж о званиях я не говорю. Здесь вам предстоит столкнуться с теми, кто признает лишь собственные идеалы, которые находятся в полном противоречии с вашими… простите, я хотел сказать, с нашими идеалами. Как, например, этот Шванеке, движимый лишь преступными инстинктами. И не пытайтесь нагнать на них страху, опираясь на свой авторитет, — и они поведут себя так же, как этот Шванеке. Есть здесь и третья группа: это те, кто так и не понял, как здесь очутился, таких, по–видимому, здесь подавляющее большинство. Среди них присутствуют и разновидности — от тех, кто будет выгибаться перед вами в три погибели, до тех, кто готов стену лбом прошибить.

— Выходит, нам ничего не остается, как поднять руки вверх? — с отчаянием в голосе спросил Беферн.

— Я этого не говорил — я сказал «перестроиться», — серьезным тоном произнес Барт. — Взять, например, обер–лейтенанта Обермайера. Его отец был офицером. Как и его дед. Прадед его служил гвардейцем у короля–солдата. А он? Бывалый фронтовик, прошедший все, что можно, Железный крест 1–й степени, Германский крест в золоте и так далее. Однажды его фамилия прозвучала даже в сводке ОКВ. И когда он прибыл сюда, не сомневался, что и здесь будет все, как и раньше. Прошла неделя, и он места себе не мог найти. Правда, теперь вроде бы отыскал.

— Как бы то ни было, я на первом же построении все равно врежу этому Шванеке так, что у него мозги из задницы полезут. Хотя бы устрашения ради.

— Вы изъясняетесь на удивление образно, — вежливо заметил Обермайер. — И где вы только этому учились? По–видимому, освоили учебник новейшего армейского жаргона под редакцией обер–фельдфебеля Крюля с пометкой «для унтер–офицеров». Верно?

Явно довольный Барт хохотнул.

Беферн гневно молчал. «Ну и банда! — мрачно подумал он. — Тюфяки! Расписаться в своей беспомощности перед этими подонками, которых только из милости не вздернули. Перестроиться! Смех, да и только!» Он посмотрел в окно. 2–я рота занималась строевой подготовкой. Призраки с дырами вместо глаз, с озлобленными харями и в стоящей колом от грязи форме.

Беферн тут же отвел взор. Ему было противно. Расстрелять всех, подумал он. Это было бы лучшим выходом.

Вечером, когда Обермайер отправился в город, в кино, когда Вернер сидел у своей приятельницы — владелицы имения — и размышлял, то ли ему поесть, то ли лечь спать, а гауптман Барт, сидя у радио, наслаждался Бетховеном, обер–лейтенант Беферн обходил бараки и таким образом представлялся батальону. Сначала ему повстречался обер–фельдфебель Крюль. Тот возвращался с очередной инспекции — повторно заставил Дойчмана отдраить сортир, поскольку отхожее место показалось Крюлю недостаточно чистым. Какое–то время он стоял, заложив руки за спину и наблюдая, как ученый возится с ведром и тряпкой, но в конце концов это ему опостылело, и он отчалил, заверив Дойчмана, что явится полчаса спустя.