Владимир Сысоев - Первое задание

— Товарищ командир! Прислал майор Фёдоров!

— Так…

— Приказал передать: два кавалерийских эскадрона нашей бригады по указанию товарища Баскакова передаются вашему отряду. Прибыли в ваше распоряжение!

— Где они?

— Совсем близко! Идут сюда на рысях!..

— Володя, — повернулся Иван Иванович к комиссару, — останови наших.

— Сто-о-ой! — Привстав на стременах, громко и протяжно крикнул Владимир Васильевич и поднял вверх обе руки.

— А где бригада? — спросил Иван Иванович посыльного.

— Идёт следом за нами… На город! Сам Баскаков ведёт! Скоро будет здесь!

Шум боя слышался очень ясно и, казалось, совсем рядом, — вот за тем лесистым бугром.

— Успеть бы… — поглядывая назад, мимо примолкнувших партизан, тихо сказал комиссар, и все посмотрели на крутой поворот лесной дороги.

Но вот Наташа увидела Николая. Он стоял, прислонившись к стене и держась рукой за край подоконника. В другой руке, безвольно опущенной вниз, была граната. Наташа рванулась к мужу:

— Коля!

— Наташа! Родная Наташа! — тяжело проговорил Николай.

В коридоре раздавались вражеские голоса, одиночные выстрелы.

Николай поднял гранату над головой.

— Коля, — вымолвила Наташа, прижавшись к мужу, — неужели это конец?

Он ничего не ответил, замер, не спуская глаз с входных дверей.

— Коля!

— Молчи, Натка! — нежно сказал Николай. — Стой рядом, вот так.

— Не боишься?

— Нет, — ответила Наташа и вдруг напряглась всем телом, и отстранилась от мужа. — Ракета! Красная ракета! — громко закричала она. — Коля! Товарищи! Ещё одна! Это наши!

И в подтверждение её слов в лесу, напротив осаждённого здания, начали сотнями рваться гранаты, затарахтели пулемёты, сухо и густо затрещали винтовочные выстрелы.

Николай, наконец, выдернул предохранительную чеку и бросил в окно гранату.

А в лесной чаще среди шума боя родилось, всё поглощающее, родное русское «ура», и, как шум нарастающей бури, оно крепло, приближалось, огибая казармы.

Вот уже это несмолкаемое «а-а-а» слышится на окраине города.

Фашистский огонь ослаб, а затем совсем прекратился.

Что-то надорвалось внутри у Николая. Он глубоко вздохнул и сдержал слёзы. А в следующую секунду смотрел на Наташу, собранный и холодный.

Бой гремел уже в центре города. Часть партизанской бригады оседлала дорогу, по которой спешно, на машинах следовал в Лесное второй батальон карателей, и открыла по нему ураганный огонь. Бой длился до самого утра. Победа партизан была полной. Большинство фашистов погибло, остальные сдались в плен.

Начался новый день. Солнце поднялось над горизонтом. Тихий городок Лесное шумел, как во время первомайского праздника. Люди толпами валили на центральную площадь. Всюду реяли красные флаги — на домах, заборах, деревьях и даже на телеграфных столбах.

В центре площади импровизированная трибуна — два, составленных рядом, больших немецких грузовика.

На трибуне несколько человек. На них смотрят жители и партизаны.

— Этот, в белом полушубке, пожилой, высокий такой — кто же это будет? — спрашивает Тихона старуха, не выползавшая на белый свет с того самого дня, как выпал первый снег.

— Это командир бригады товарищ Баскаков, а рядом с ним секретарь подпольного обкома партии товарищ Смирнов, — охотно ответил Тихон таким тоном, будто представлял своих лучших друзей.

— Смотри, а это вроде бы наши: Владимир Васильевич и Иван Иванович. Не узнать! С оружием, в ремнях! — Дед поднимается на носки, чтобы получше разглядеть стоящих на трибуне.

— Между прочим, — опять с гордостью произносит Тихон, — Владимир Васильевич — секретарь подпольного райкома и комиссар отряда.

Дед обидно огрызается:

— Видали, нашёлся! Умный какой! Это я без тебя знаю! Ты лучше скажи мне, кто этот немец, который рядом с Иваном Ивановичем стоит, возле него девушка ладненькая?

— Это, дед, — нравоучительно говорит Тихон, — командиры Красной Армии Наташа и Николай Зорины.

— Брат с сестрой?

— Нет, муж с женой.

— Господи, прости и помилуй, — запричитала рядом женщина, — её то за что в командиры! Молоденькая такая, хорошенькая!

— За красивые глаза, серость ты ходячая, — оборвал её дед.

Вокруг все громко рассмеялись.

Таня стояла рядом с Тихоном грустная, убитая горем. Она только сегодня узнала, как погиб её отец. Весь город говорит о Михаиле Петровиче Крылове, как о герое. Таня прижимается к Тихону и нежно шепчет ему на ухо:

— Тиша, хороший мой, никого у меня теперь нет, кроме тебя!