Владимир Сысоев: Анна Керн: Жизнь во имя любви

В родовом имении Ганнибалов—Пушкиных, сельце Михайловском, весною пробуждаются к жизни старые липы. Зимой их разросшиеся дуплистые стволы и высоко взметнувшиеся кроны своей монументальностью и выразительностью напоминают памятники. Тёмный цвет их коры рождает сравнение с металлом, застывшим, неровно выкованным временем. Лишь рисунок высоких ветвей, их изгибы порою напомнят о песнях, которые поют прилетающие невесть откуда ветры, да редкий в ненастье луч солнца позолотит тянущийся к небу молодой и тонкий живой росток. Солнце и ветер да еще время – вот ваятели этого чуда природы, старых лип Михайловского парка.

Приходит весна, набухают и лопаются почки. В вуали молодой листвы преображаются и, кажется, светлеют деревья–великаны. В многочисленные дупла возвращаются мелкие пичужки. Их щебетанием, шёпотом вешней листвы и голосами людей заполняется аллея. Всё чаще слышится передаваемое как пароль: «Аллея Керн». Эти слова способны пробудить воображение, повести за собой. Есть немало людей, влюблённых в пушкинское Михайловское и утверждающих, что встретились с Поэтом и Анной Петровной Керн – здесь, на тропинках старого парка. Можно скептически улыбнуться – или поверить и вслед за ними, за песнями ветра, играющего струнами ветвей, вновь и вновь повторять знакомые строки «…Как мимолётное виденье, / Как гений чистой красоты…».

За давностью лет – вот уже и двадцатый век стал «прошлым» – судьбы и имена людей сливаются в образы. Мы склонны называть их по фамилиям, убеждённые в том, что каждый поймёт, о ком идёт речь. Если их имена принадлежат литературе – если они писали стихи, прозу, письма, дневники или путевые заметки, – то легко и незаметно мы переносим на них мантии и лавры литературных героев, рождённых их талантом и воображением. И вот уже всё труднее представить их себе полными чувств и страстей, в обстоятельствах, когда ещё неизвестно, каким будет финал пьесы под названием «Жизнь» и от сказанного слова, брошенного взгляда, остановленного порыва может зависеть настоящее и будущее.

Это потом, за пределами их исполненной судьбы, всё будет казаться нам таким простым и понятным, будет возникать желание остановить мгновенье – прекрасное или ужасное, – чтобы продлить главное, предотвратить неотменимое… Всё будет просто и понятно. Так просто и так понятно, как никогда не бывает в собственной жизни. Нам легко судить, объяснять очевидное, недоумевать, как нелепо всё произошло в жизни людей, которые всё ещё влекут нас тайной своей свершившейся великой участи.

Анне Петровне Керн выпало не только встречаться с Пушкиным, но и посмертно быть рядом с ним. От первой встречи до последних строк, посвященных Поэту, она достойна этого. Ни хула, ни хвала, возносимые ей, уже ничего не могут изменить в самом факте взаимного влияния этих двух людей. Порицание или оправдание имели бы смысл лишь в том случае, когда бы можно было прожить вторую жизнь, учесть ошибки и изменить судьбу.

По счастью, это невозможно. Так, как меж ними, ничто никогда повториться не может – ни михайловское одиночество в глухой умирающей вместе с природой осенней деревне, ни одиночество ума и воображения, равное смерти, ни страсть, подобная рвущей все заслоны вешней воде. Важна сама эта жизнь, прожитая от первого до последнего вздоха, её полнота, её божественная красота, какие бы краски и тона ни были взяты творцом для этого свершившегося чуда. Исключительность, которой только и может дышать великая литература, – вот то, чему посвящена эта книга.

Как издавна известно, хорошо написанная книга неоднократно раскрывает нам навстречу свои страницы. Нам дано находить в ней ответы на разные вопросы, созревшие в разную пору в нас самих. Можно только порадоваться за читателей, ведь эта книга такова.

Это повествование об Анне Петровне Керн, о Любви, о Поэзии, о Женщине, к которой обращены одни из самых возвышенных строк Поэта. Не этим ли с самого своего возникновения, как вечным законом, живёт Поэзия? Не эту ли загадку всегда разгадывает и не может разрешить Мужчина?

Оно и о Пушкине. О нём читать будут всегда. Кому ещё мы стольким обязаны? Кто виноват в большинстве наших бед, как не он? Над кем и с кем можно так заразительно смеяться? С кем можно так искренне грустить? Кто будит чувства и мысли, совесть и стремление к правде? Кому, подобно Творцу, подвластны жизнь и смерть, любовь и разочарование?