Александр Кикнадзе - Кто там стучится в дверь?

Ашенбах испытывал восторг и какую-то неведомую раньше, клокотавшую в груди приподнятость. Он слушал фюрера, как никогда никого не слушал в жизни, не сводил с него восторженных глаз и с негодованием думал о тех, кто называл Гитлера малограмотным маньяком, кто распространял злонамеренные измышления о том, что на восьмистах страницах рукописи «Майн кампф» он допустил две с лишним тысячи грамматических и синтаксических ошибок, кто утверждал, что все его идеи — такая же цепь сплошных ошибок. Фюрер не может ошибаться. Не может обманывать. Он создан повелевать и вести за собой нацию.

Гитлер стоял на небольшом возвышении. Вокруг горели факелы, и в руке Ашенбаха был факел. Он видел воодушевленные лица, он сам смотрел на себя со стороны и казался себе непобедимым солдатом.

Да, в тот памятный вечер он с особой силой почувствовал свою причастность к делу Гитлера — непобедимый солдат непобедимой армии; это ощущение обостряло чувство собственного достоинства, помогало четко и ясно — без сомнений, колебаний и раздумий — определить свое место в борьбе за новую Германию.

Ашенбах спрашивал себя: сколько понадобится лет, чтобы эту великую причастность ощутил каждый немец? Не много лет. Он верил в это — не много лет.

Современное поколение Германии не то, что поколение минувшее, проигравшее войну тысяча девятьсот четырнадцатого года. Утверждают, что природа «отдыхает» через два поколения на третье, переключается на другие заботы. Создает в семье одно хорошее поколение, совершенствует следующее поколение, а потом говорит себе: «Ну, все в порядке, дело пойдет...» А бывает часто, что в этом третьем колене появляются на свет люди безвольные и хилые. Весь девятнадцатый век был отмечен германским гением — техническим, интеллектуальным, военным. Так, может быть, природа действительно дала себе передышку и только потом опомнилась: что же я такое натворила с этой прекрасной нацией? И решила с удвоенной энергией компенсировать ошибку.

Кто мог бы поверить тогда, восемь лет назад, что Германия так быстро расправится с Польшей, Францией, Бельгией, разобьет англичан и заставит их в страхе ждать кары небесной — германских десантов. Кто мог бы поверить, что германская армия дойдет до Волги... Плавный ход мыслей Юргена Ашенбаха прервался. Воспоминания о Волге и Сталинграде повернули размышления в другое русло. Он не понимал, что произошло и как это могло произойти. Как случилось, что армия, ведомая известнейшим генералом, оказалась в кольце, как случилось, что другая армия не смогла пробиться к ней на помощь? Откуда у русских взялось столько сил и столько вооружения? Но что было — прошло. Сталинград подтянул нацию, Германия посылает на фронт все новые и новые дивизии, новейшие танки — «тигры» и «пантеры», новейшие самолеты. А рейхсфюрер обещает оружие, которого не имеет ни одна другая армия. Русские думают, что время работает на них. Позволяет им создавать новые дивизии за Уральским хребтом, экипировать и вооружать их, помогает пускать на полный ход заводы, эвакуированные в Сибирь из европейской части страны.

Но германцы знают, на кого работает время. И Ашенбах знает тоже.

Он, Юрген Ашенбах, обер-лейтенант в свои двадцать девять лет. Это звание — трамплин к новым воинским чинам, которых он добьется умом, дальновидностью, смелостью. Наконец, тем упорством, которое потребовало изучение русского языка. За четыре года он сделал совсем неплохие успехи. Когда с ним говорят медленно, понимает почти все. И сам в состоянии объясниться... Но все же по-русски лучше говорить с помощью переводчика. Интересно, сколько же лет надо потратить, чтобы научиться свободно владеть этим трудноподдающимся языком?

Он верит в свою звезду. Пока она не обманывала его. Два года назад, 24 июня 1941 года, он был выброшен с небольшим десантом в пятнадцати километрах от Минска. Отряд разбился на три группы и наводил германские самолеты на отступающие части Красной Армии.

Десант действовал профессионально. И когда в нелепо завязавшемся бою погиб командир десанта, командование принял старший по званию лейтенант Юрген Ашенбах. Ему было о чем рапортовать. Он хранил письмо, полученное вскоре после той операции от отца. Были в нем слова, которые нечасто приходилось слышать сыну:

«Горжусь тобой, Юрген, и верю, что ты будешь достоин фамилии, которую носишь».

И еще одно возникло воспоминание. Ему было лет семь, он гулял с матерью по садику, в котором играл духовой оркестр пожарных; их окликнула старая цыганка. Что-то такое было в ее взгляде, заставившее мать Юргена приблизиться к женщине и спросить, что ей нужно.