Клайв Касслер - Корсар

— А еще Коран велит с любовью относиться ко всему живому. Аллах дал нам это противоречие, чтобы каждый сам сделал свой выбор. Довольно ненависти. Правители всех стран собрались здесь, чтобы от лица своих народов отыскать правильный путь. Прошу тебя, убери меч. Сохрани ей жизнь.

Лицо палача скрывалось под куфией, но жесты были красноречивее любых слов. Его плечи поникли, тяжелый меч опустился.

План трещал по швам.

Гами вырвал у президента камеру.

— Мансур! — заорал он своему подручному. — Что ты творишь? Наши люди уже здесь. Немедленно прикончи ее!

Но человек на экране не поднял меч и не снес жертве голову. Вместо этого он вытащил кляп изо рта Фионы.

— Мансур, не смей! — снопа завопил Гами.

Кто-то выхватил у министра камеру. В ту же секунду Гами ощутил холод пистолетного дула меж лопаток. Министр обернулся — и встретил взгляд азиата, которого Мун привел на прием в качестве своего телохранителя.

— Все кончено, Сулейман, — произнес Эдди Сэн. — Гляди.

Палач, которого Гами называл Мансуром, принимая за своего телохранителя, снял куфию.

— Ну, как прошло? — спросил Кабрильо. Голову его украшала внушительная повязка.

— Кажется, в таких случаях говорят «взят с поличным».

У входа появился отряд личных телохранителей Каддафи. Они явились сообщить, что справились с охранниками снаружи без единого выстрела.

Каддафи, которого Мун еще утром посвятил в план операции, обратился к Гами:

— Игра окончена. Сегодня швейцарская армия проверяла анонимный звонок — и взяла штурмом дом, где твои люди прятали моего внука, гибель которого в автокатастрофе была предварительно инсценирована. Мой внук в безопасности, и ты больше не сдавишь мне кольцами грудь, словно ядовитая змея, что держит жертву в страхе перед укусом и творит что вздумается. Больше я не стану плясать под твою дудку. Я не подозревал, что ты и есть аль-Джама. Думал, ты шантажируешь меня ради высокого поста, ради самой власти. Сегодня тебя вынудили сбросить личину. Ты предстал пред миром во всем своем безобразии. Вина твоя очевидна, и казнь не замедлит последовать. А еще я приложу все усилия, чтобы как можно скорее очистить правительство от всех, кто когда-либо лестно о тебе отзывался. — Каддафи раскинул руки, как бы говоря от лица гостей: — Мы вместе отринули твой путь. Да послужит примером твой неосуществившийся план по уничтожению всех лидеров мусульманских стран. Вот что случается с теми, кто стоит на пути мира. Уберите этого шакала с моих глаз.

Коренастый ливийский солдат ухватил Гами за шиворот и поволок сквозь ошеломленную толпу.

С экрана раздался женский голос:

— Господин президент, я не сумела бы сказать лучше. — Рядом с Хуаном стояла Катамора. — Хочу заверить участников конференции, что завтра ровно в девять утра я вместе со всеми сяду за стол переговоров и мы распахнем дверь новой эры.

Пуля лишь оцарапала Кабрильо голову, и сознание он потерял всего на секунду, а вот его собственный выстрел, на первый взгляд безнадежный, оказался куда удачнее. Пуля угодила точно в лезвие ятагана и отвела руку палача. Ятаган ударил по металлической спинке стула. Вместе с привязанной Фионой стул рухнул на бок.

С полу Хуан дал две короткие очереди — и уложил оператора и помощника. Лишившийся ятагана палач с поднятыми руками отступал от пленницы.

— Пощадите, — молил он. — Грешно стрелять в безоружного.

— Освободи ее и вынь кляп, — велел Хуан.

Несколько мгновений назад палач собирался лишить Фиону жизни, а сейчас, даже не успев выполнить приказа, со страху обмочился.

— Это тебе, подонок, не мирное население взрывать, — усмехнулся Хуан. Палач наконец вынул кляп. — Как вы себя чувствуете, госпожа Катамора?

— Все нормально. А вы кто?

— Считайте, что я дух Генри Лафайета. Больше пока никаких вопросов. — Кабрильо достал из кармана переносную рацию. — Макс, ты на связи?

— Хуан, черт тебя дери, ты очень вовремя! — Хэнли грубил — значит, чуть с ума не сошел от волнения.

— Она со мной. Мы выходим.

— Давайте быстрее. «Сидра» набирает скорость. У вас две минуты, иначе твой план не сработает.

Фиона поднялась на ноги и стала растирать запястья в тех местах, где остались отметины от наручников. Она старалась держаться подальше от палача, но все равно произнесла слова, потрясшие Хуана до глубины души:

— Я прощаю тебя и буду молиться, чтобы однажды мы встретились не как враги, а как друзья. — И обратилась к своему спасителю: — Не убивайте его.