Луи Буссенар - Адское ущелье

Джентльмена, или, как с изрядной долей иронии любят говаривать наши крестьяне, «мосье», проворно раздели до пояса и уложили на спину.

— Нужно как следует растереть его! — решительно сказал Жак, тогда как Жан, взяв лассо, стал изучать петлю, — Кровь потечет по жилам, и он придет в себя.

Франсуа немедленно взялся за дело, и скоро грудь несчастного покрылась неравномерными багровыми пятнами.

— Эй, старший, — окликнул брата Жак, — что-нибудь интересное обнаружил?

— Да нет! Просто работа никудышная… веревка слишком новая, не намылена… петля широка… Джентльмену повезло.

— Твоя очередь, Жак! — сказал, задыхаясь, Франсуа. — Уф! Я больше не могу. Давай! Натирай так, чтобы клочья полетели!

Франсуа хватило на десять минут. Жак продержался пятнадцать.

— Ну и ну! — вскричал он в притворном возмущении. — Даже не дернулся! А по цвету уже смахивает на освежеванную тушу.

— Если ты выдохся, братишка, я тебя сменю.

— Давай! Может быть, тебе больше повезет. А у меня уже руки отваливаются.

Жан стал неистово надраивать по-прежнему неподвижное тело. Прошло двадцать минут. Пот струился по сосредоточенному лицу «уголька», а на коже пациента проступила кровь.

— Битый час бьемся, работаем, словно нам обещали платить по двадцать пять франков в день, а он лежит бревно бревном!

— Погоди, брат! Нет, я не ошибся! Он вздохнул…

— Не может быть!

— Точно! Он дышит… только слабо…

— Пусть глотнет чего-нибудь покрепче…

— У меня во фляге сливовая водка.

— А по-моему, надо вложить трут между пальцами и поджечь. От этого даже мертвый встанет.

Сказано — сделано. Несколько ударов огнива по кусочку кварца, и трут, затрещав, вспыхнул между пальцами, связанными той самой веревкой, что послужила для казни.

Одновременно Франсуа, с силой разжав зубы, влил Бобу в рот с полпинты [48] Пинта — в данном случае американская мера жидкостей, чуть менее 0,5 л. водки.

Ко всеобщему удивлению, кадык на шее умирающего дернулся, показывая, что водка прошла вовнутрь.

— Братья, дело идет на лад! — радостно крикнул Франсуа.

Обгоревшая кожа задымилась, распространяя отвратительный запах паленого мяса. Внезапно Боб вырвался из сильных рук молодых людей, вскочил, словно подброшенный электрическим зарядом со всей телеграфной линии Гелл-Гэпа, но тут же снова рухнул, ругаясь, как пьяный матрос.

— Проклятье! Канальи решили сжечь меня живьем!

— Не надо нервничать, — примирительным тоном заметил Жан, не удержавшись, впрочем, от улыбки. Он был чрезвычайно доволен результатами оздоровительного массажа и применения жестокого, но действенного средства — тлеющего трута.

— Мы — ваши друзья, иначе не стали бы снимать вас с виселицы… Видите эту веревку? На ней вас вздернули…

— Вздернули? Черт меня побери, если я помню хоть что-нибудь!

— Ну, в жизни часто случаются вещи, о которых лучше не вспоминать.

Мистер Боб, все еще туго соображая — в чем, конечно, не было ничего удивительного! — с изумлением уставился на своих юных спасителей. Он заметил их высокий рост, необычно длинные волосы, добродушные загорелые лица, открытый взгляд, одежду из оленьей кожи с бахромой и ухоженное оружие. Было видно, что он силится вспомнить, где мог их видеть, но без особого успеха.

— Не старайтесь… вы нас не знаете. Мы — братья, метисы из Канады. У нас дела в Гелл-Гэпе. А вы — первый из его обитателей, кого мы встретили… правда, высоковато вы забрались. Мы решили воскресить вас… и нам это удалось! Не сердитесь, что наши средства оказались чересчур сильнодействующими. Обстоятельства этого требовали: ваше состояние было довольно-таки плачевным.

— Ничего не помню! Я ехал верхом… лошадь упала на меня… я потерял сознание… и вот теперь вижу вас.

— Пока вы находились без сознания, вас подобрали и вздернули. Возможно, обморок спас вам жизнь.

— Как бы то ни было, друзья, я должен поставить за вас свечку… Кроме шуток! Я вам чрезвычайно признателен, слово Боба Кеннеди… это мое имя! Поверьте, это совсем немало — признательность Боба Кеннеди! Вот увидите… Я сделаю для вас все, даже если вам вздумается захватить в плен американского президента…

— О, не следует преувеличивать, — возразил Жан, — эту маленькую любезность мы оказали бы любому.

— Я знаю цену такой любезности и не собираюсь переплачивать. Отныне ваши друзья — мои друзья, ваши враги — мои враги. Я буду помогать вам во всем, мистер… мистер? Как вас зовут?

— Жан.