Аркадий Локерман - По медвежьему следу

— Товарищ шофер, выяснилось, что мы едем не в ту сторону, нам надо вернуться! — твердо сказала она.

— Во дают! — определил шофер, делая полный поворот.

— Я постараюсь, я все сделаю, чтобы закончить быстрее! — пробормотал Борис, целуя ее руки.

— Отдай мне, пока не забыла, ключ от квартиры. Я буду тебя ждать. То, что мы так встретились, — счастливый знак, но обещай, что не будешь спешить, затея-то нешуточная! Счастливой тебе берлоги!

Весь полет Борис не замечал окружающего: только Таню видел, слышал, ощущал, с ней разговаривал и минутами, если бы мог, повернул бы самолет назад, как она такси.

Лишь на земле, когда обнял его Андрей, повис на шее Витянька, лизнул ладонь Чарли, он заставил себя вернуться к реальности.

По уже привычной дороге, от аэродромной избушки до степанковских хором, Борис шел с особым чувством. Ведь, может быть, в последний раз он прилетел на молокановскую землю.

Хозяйки с радостными возгласами усадили его пить чай с горячими пирогами и сообщили, что на вечер уже пригласили всех друзей, чтобы приветить дорогого гостя.

Борис старался держаться весело, но это не очень получалось. По глазам младших было видно, что они ждут подарков, а по глазам старших, что понимают — не без причины свалился он с неба.

Поэтому Борис поспешил похвалить пироги и перейти в горницу Матвея Васильевича, где сразу же задал вопрос:

— Поднялись ли медведи?

Андрей посмотрел на него с удивлением: «Зачем это тебе?» — и ничего не ответил, соблюдая старшинство…

— Судя по погоде, поднялись, как положено, в неделю после благовещения. Быки — это непременно, а вот матки, может, и не все еще детенышей на теплый склон, в открытое логово, перевели, — сказал Матвей Васильевич, задумчиво оглаживая бороду.

— В прошлый четверг я возле Билимбея следы видел. Камни там переворочены, облизаны — мурашей не видать! — добавил Андрей. И снова в его глазах мелькнуло: «Тебе-то это зачем?»

Борис знал, что и он сам, и тем более его начальники здесь у всех молокановцев в большом уважении, и очень горько было ему рассказывать про нависшую темную тучу.

— Эх, язви их! — выругался Андрей, а дед дернул себя за бороду.

— Понимаю, — сказал Борис, — еще рано лазить по берлогам, но для спасения дела остался только этот шанс и три дня!

Андрей, не откладывая, вытащил на стол карту, где красными кружками были обозначены берлоги.

— Начнем от билимбеевской избушки, — сказал он.

Они тоненькими линиями наметили на карте свой будущий поход от берлоги к берлоге и прикинули, что отыскать, осмотреть их за три дня можно, хотя и трудно.

— Поедем вдвоем, тут числом не возьмешь, — решил Андрей.

— Конечно, — согласился Борис, — ведь мне надо самому оглядеть каждую берлогу.

Спустя час они уже уложили в коляску мотоцикла все необходимое и, в дополнение, сверток с горячими пирогами. Лицо у Зины, когда она их отдавала, было такое грустное, что Борис заставил себя бодро воскликнуть:

— Зато устроим пир, когда вернемся! Заявитель станет первооткрывателем и прославит род Степанковых. Я в это верю!

А сам подумал: «Честнее было бы сказать — хочу верить!»

Перед дорогой, как положено, присели, помолчали минутку и поднялись, когда сказал Матвей Васильевич свое всегдашнее напутствие: «В час добрый!»

Когда садились на мотоцикл, дедушка, оглядев их красные каски, велел:

— Их не снимайте, когда на берлоги пойдете: медведь красного цвета боится — это точно!

С собой взяли только медвежатников — Рыжуху и Чепкана. Чарли тянулся к ним, скулил, и Витяньке, который сам готов был заскулить, пришлось удерживать его за ошейник.

Пока ехали по мокрой луговине, Борису часто приходилось соскакивать, добавлять свою силу к лошадиным силам мотора. Легче стало, когда дорога пошла по каменистому склону. Возле устья Ряженки, где уперлась она в скалы, мотоцикл поставили под навес. Дальше рюкзак с продуктами и спальные мешки потащили на плечах.

Андрей поручил Борису вести Рыжуху на поводке и сказал:

— Пускай к тебе привыкает!

Уже зеленела трава на этом солнечном склоне, кое-где виднелись голубенькие цветочки горечавки и почти черные стрелы гусиного лука, который, говорят, медведи любят. Их следов нигде не приметили. И собаки тоже, судя по их спокойствию.

Обрадовался Борис, когда увидел в лощинке цветущую заросль багульника, постоял возле, как в почетном карауле, вспоминая, как год назад привез он первый цвет и поверил дедовской примете…