Анатолий Степанов - Поединок. Выпуск 13

В юрте снова запела домбра.

— «Бесстрашному красному бойцу Байсеиту Мукееву за проявленную отвагу в боях против колчаковских банд», — по памяти произнес Хамит только что прочитанную надпись. И добавил: — Он был председателем Барлыкульского волисполкома.

— Я ничего не знаю, — простонал Ахмет.

— Знаешь, — сказал Хамит, склонился к нему и со страшной силой дернул вывернутую руку. Парень взвыл, а рука стала на место. Ничего не поняв, Ахмет попытался согнуть руку в локте. Рука сгибалась. Тогда он поднял глаза на Хамита:

— Я ничего не скажу.

— Скажешь.

Утром конь Хамита осторожно ступал копытами по пыльной и широкой главной улице русского села. Квохтали куры, брела неизвестно куда старушка в белом платочке. Тишина, спокойствие, благодать.

Громко и требовательно постучал Хамит в богатые ворота. Высунулась в калитку простоволосая девка, осведомилась подозрительно:

— Вам чего?

— Мне Григорий Парфенович нужен.

— Некогда ему, занят он, — мрачно сообщила девка.

— Сейчас я им займусь, — пообещал Хамит и соскочил с коня.

Девка рассмотрела звезду на фуражке и пререкаться не стала, отодвинулась, освобождая вход.

Григорий Парфенович ел. Чистый, благообразный, в свежей белой рубахе враспояску, он сидел в просторной горнице и ел кашу.

— Что ты делаешь с продовольствием, которое тебе доставляет Ахмет? — от дверей спросил Хамит.

Григорий Парфенович аккуратно пристроил ложку на край миски, вытер полотенцем усы и ответил вопросом на вопрос:

— А что делает хозяин с человеком, который незванно врывается в его дом?

— У меня мало времени, хозяин. Очень прошу тебя ответить на мой вопрос, — Хамит снял с плеча карабин и передернул затвор — дослал патрон в патронник.

— Какой Ахмет? Какое продовольствие? — изумление Григория Парфеновича было величаво и искренне.

— Ты, наверное, плохо понял вопрос. Повторяю: что ты делаешь с продовольствием, которое по аулам скупает для тебя Ахмет?

— Я, гражданин хороший, спекуляцией не занимаюсь.

— У меня очень мало времени. Но все же я немножко подожду. А потом выстрелю.

— Не имеешь права.

— Я застрелю тебя как собаку, и кровь зальет эту красивую горницу! Ну!

Григорий Парфенович зачарованно глядел в черную дырку ствола. Потом суетливо встрепенулся, быстро заговорил:

— А я что? Я ничего. Мое дело маленькое. Соберу все, сложу в телегу, ночью вывезу за околицу, там и оставлю.

— С телегой и лошадью?

— Не-е, лошадь я выпрягаю.

— А дальше?

— А дальше что? Следующей ночью забираю телегу.

— И больше ты, конечно, ничего не знаешь... — вкрадчиво предположил Хамит.

— Ничего! — радостно согласился Григорий Парфенович.

— Тебе же платят, собака! Тебе дают деньги! Кто?

— Ну, он и приносит.

— Кто он?

— Алимжан. Который возит туда.

Успокоительно скрипела телега. Миролюбиво помахивала хвостом лошадь, влекущая эту телегу в ночи, дружески всхрапывал конь, привязанный к задку. Хамит лежал на мешке и смотрел в небо. Звезды небесные были над ним. Они сияли, они переливались, они играли.

— Я человек подневольный, — не оборачиваясь, бойко рассказывал Алимжан. — Пригрозили мне, запугали. Вырежем всю семью, говорят. А тебя — меня, значит, — повесим. Но и деньгами соблазнили, не скрою. Хорошо для них сделаешь, хорошо и заплатят.

— Мне бы удавить тебя, гада, а я тебя слушаю, — с ленивым удивлением сказал Хамит.

Алимжан обернулся, улыбнулся:

— Вот я и говорю: там повесят, здесь удавят. А что лучше?

— Лучше — жить по-человечески.

— А как по-человечески?

— Детей растить, землю украшать, работать.

— Скучно! — беззаботно возразил Алимжан.

Буйно набегал рассвет. Светлело небо. Светлела степь. Похолодало. Хамит сел в телеге, застегнулся на все пуговицы, поправил фуражку. Дорога стала заметно опускаться. Уходистей бежала лошадь, бодрее визжали колеса. Мутным обликом увиделся тугай.

— Подъезжаем, — сказал посерьезневший Алимжан.

Совсем рассвело, когда они, попетляв еле заметной среди тесных кустов тропкой, остановились у хорошо замаскированной ямы.

— Вот сюда и выгружаю, — кивнул на яму Алимжан.

— Выгружай, — приказал Хамит.

Работал Алимжан добросовестно, неизвестно для чего показывая Хамиту сноровку и старательность.

— Все! — сказал он, заботливо прикрыв ветками и присыпав сухой травой заполненную яму, разогнулся и с надеждой посмотрел на Хамита.