Исаак Бацер - Позывные из ночи

И тут Орлова поджидала еще одна встреча. Как-то вечером окружили дом, где скрывался один прихвостень оккупантов, повинный в гибели многих наших людей. Когда подошли к двери, из соседней квартиры показался человек: тонкая фигура, бледное лицо.

— Лугачев? — сразу узнал Орлов переводчика из Ламбасручья, того самого, что доставил ему ценные сведения и документы.

— Я.

— То-то, что ты. А чем изволишь заниматься?

— Вот, наших ждал…

— И дождался. Ну, пойдем, расскажешь о своих дальнейших приключениях. О той помощи, что ты нам оказывал, командованию известно…

А еще через пару суток встретил Орлова знакомый оперуполномоченный.

— Тебя я и искал. Тут такая история… Понимаешь, осматривали мы тюрьму. В камерах надписей много. Пойдем посмотрим. Может быть про тех, о ком ты справлялся, что-нибудь узнаешь.

Пошли. И вот камера Э 13. На стене чернеет надпись. Первое же слово резануло Орлова как ножом по сердцу. Он прочитал все, не отрываясь, кое-где с трудом разбирая полустершийся текст:

Ржанский Александр

Напротив строчки «А зимой один из них сдался» совсем мелко было написано — «Зайков». Только в эту минуту, здесь, в темной камере, Орлов особенно зримо ощутил, что тот самый Зайков, который был его боевым товарищем, скатился на грязную тропу предательства. И привели его на эту тропу трусость и эгоизм. Так неужели преступник окажется безнаказанным, неужели удастся укрыться ему от гнева народного?

В первые дни после освобождения Петрозаводска Орлов вновь встретился с полковником.

— Вы хорошо выполнили свой долг, — сказал ему Александр Михайлович. — И знаете почему это вам удалось? Почему вы уцелели в тылу у врага, хотя вражеские ищейки всегда шли по вашим следам? Знаете?

— Мне кажется — знаю.

— Небось, думаете потому, что ловкий, смелый? Думаете, ведь? Признайтесь.

Орлов улыбнулся.

— Думаю, не только это.

— Правильно. Главное, что дало вам возможность выполнить свой долг — поддержка народная. Основное ваше положительное качество — умение находить путь к сердцам простых людей.

— Я это понимаю, товарищ полковник, — тихо сказал Орлов. — Понимаю. Благодаря таким, как Саша Ржанский, Сюкалин, Чесноков, я сегодня стою перед вами. А их нет…

— Да, их нет. Они погибли, как солдаты. А вы же — в строю… Поэтому выслушайте боевой приказ. Послезавтра самолетом вылетайте в Москву. Явитесь по этому адресу. — Он протянул Орлову листок бумаги. — Там получите ответственное задание. Да, да, дорогой, снова в тыл врага. И в глубокий тыл… Желаю успеха.

Итак, завтра лететь в Москву. Значит, встречу с семьей снова придется отложить. Что делать. Война еще продолжается.

Вечером, укладывая свои вещи, он бережно извлек из планшета карту Заонежья. На ней столько пометок, сделанных его рукой в разное время! Твердые пальцы разведчика скользили по карте. И он снова и снова мысленно возвращался в заонежские леса, где провел все эти нелегкие годы, борясь за то, чтобы непроглядная ночь вражеской оккупации поскорее сменилась ярким утром освобождения.

В комнату вошли Филатов и обе радистки. Окружили его, запели: «Темная ночь…»

— Вот что, ребята, — сказал он, когда все расселись за столом и разлили по стаканам содержимое филатовской фляжки. С ночью мы, кажется, расправились. Большая земля услышала наши позывные, и вот, пожалуйста, всюду наступаем… Праздник! А теперь слушайте. По секрету сообщаю: завтра утром товарищ Орлов следует к новому месту службы.

— Куда?

— В энском направлении. Ну, за дружбу. Боевую.

Орлов подошел к окну. По проспекту Ленина шли и шли войска. Шли туда, на Запад, где в эти дни решалась судьба большого сражения, развернувшегося по всему Карельскому фронту. Стайка ребятишек провожала солдат, идущих в бой.

Окончательная победа была уже близка.

Самолет коснулся лыжами гладкой поверхности ледяной площадки и, покачиваясь, заскользил к тому месту, где его ожидала целая толпа пассажиров. Желающих лететь до Петрозаводска было много, а воздушное такси могло взять только троих.