Минель Левин - Граница

— Где ж ночевать?

— Где дела, там и ночуйте.

— Странные у вас порядки, — сказал он устало.

Она рассердилась:

— А вы не указывайте. Уж какие есть. Не мое решение — горисполкома... Гостиница-то одна. Разве вместишь всех?

Ченцов молчал. Дежурная посоветовала:

— Идите к знакомым.

— У меня нет знакомых.

Она уловила в его голосе грусть.

— Ладно. Если до утра — койка найдется. — И стала выписывать квитанцию. — Паспорт останется у меня.

— Хорошо, — согласился он.

Дежурная сделала знак подождать. Встала и закрыла конторку.

— Идемте! — Притопывая каблучками, повела на второй этаж. — Это ваш номер.

Ченцов подошел к окну и смотрел на горы. Смотрел пристально, долго, до боли в глазах. Собственно, гор не было видно: сплошная громада чернеет, угадывается. А он видел. Скалы. Пропасти. Сейчас он был там. Под небом. Выше туч. Скидывал мокрые рукавицы. Разгребал снег. Захлебывался ветром.

Дежурная задержалась:

— Ка горы смотрите?

— Я жил здесь, — ответил Ченцов. — Семь лет назад.

— Ну как, изменился наш город?

— Еще ничего не видел. Прямо с поезда... Хотя, судя по вашей гостинице, не изменился.

— Что вы! — возразила она. — Новую гостиницу строят. А домов понастроили — ужас!.. Поезжайте в новый город.

— Не успею.

— Как так? Приехали в город, где столько лет не были и вдруг — не успеть! — Поморгала. — Вы долго здесь жили?

— Вечность.

— А вы в какую организацию?

— Так, по делам...

Она спустилась в дежурку и достала его паспорт. Из паспорта выпала повестка в народный суд.

Ченцову не спалось. Он лежал с открытыми глазами. В распахнутую настежь форточку врывался холодный воздух. Мысли были тяжелые, как горы, и давили, как горы.

Сквозь дверную щель проникал свет. Ченцов отвернулся к стене.

Завтра, наконец, всё решится. Странно: семь лет как разошлись, а Ольга все ещё его жена. Семь лет!

Он не видел ее с тех пор. Но где-то в глубине души... Она, пожалуй, тоже его любила. Это проскальзывало в письмах. Письма приходили всё время. Он отвечал.

Почему разошлись?

Об этом обязательно спросят на суде.

Почему?

«Закрою форточку и засну!»

Он подошел к окну. На полном диске луны — силуэты чинаров. Он вспомнил дорогу к тем чинарам. Не пылит дорожка лунная... Это она говорила. Ольга.

Опять Ольга!..

Он резко захлопнул форточку. Спать. Обязательно спать! Он должен завтра чувствовать себя свежим. Должен выглядеть хорошо.

Кровать прогнулась под ним, заскрипела.

...Да, семь лет... А прожили вместе каких-нибудь три года. Из них половину... Она шутила: «письменная жизнь!» — и хранила все письма и все конверты с треугольным штампиком «солдатское»...

Наверное, в парке осталась эта «Площадка танцев». Отлетел каблук. Смешно...

Конечно, он любил и сразу сделал предложение. Если человек в горах и только раз в полгода спускается в город... А если бы встретилась не она? Да, а что, если б не Ольга?!.

В загсе работала ее подружка — Лера. Нет, кажется, Люся. Да, Люся. Заочно училась в каком-то институте.

Не всё ли равно!..

Он натянул на голову одеяло. Спать.

Их часть стояла за тремя перевалами. Граница, ничего не скажешь... Весной начинались обвалы. Выворачивало столбы и приходилось восстанавливать линию.

Однажды сращивали провода, и вдруг сверху донесся шорох. Грудь схватило ледяным дыханием. Закружило. Понесло... Отлежался и пошел отыскивать напарника.

Акрам сломал ногу. Тащить его на спине — нельзя: сломанная нога болтается. Можно представить, каково Акраму. Надо придумать что-то другое...

Он полз, тащил катушку с проводом. Разгребал снег руками. Очень трудно отыскать концы провода. Почему-то все эти мелочи не забываются.

Вернулся к дороге. Негнущимися пальцами достал из-за пазухи трубку. Воткнул штепсель в розетку на столбе. И опять связи не было.

Акрам стонал.

— Будешь говорить с заставой! — передал ему трубку и — опять в снег. Нашел концы провода. Лег на спину. Подтянул один конец и взял в зубы. Потом — другой. Хлестнуло, будто нагайкой. С тех пор на губе отметина.

Вот она. Нащупал языком...

Хочется пить. И тогда очень хотелось.

...Начальник отряда объявил благодарность. Предоставил отпуск на десять суток. Ченцов провел их с Ольгой. Подумалось: десять дней, которые потрясли мир. Так и было.

Они куда-то идут. Ольга поет. Он помнит:

— Умею! — кричит он. Губы у нее солоноватые и горячие...