Джеймс Клавелл - Сёгун

— Господин!

Кто-то из охотников показал на кусты у дороги. Он натянул поводья и приготовился пустить Кого, освободив ее от пут, которыми она была привязана к руке.

— Ну! — Негромко подал он команду. Тут же вперед пустили собаку.

Заяц выскочил из кустов и бросился вперед, ища укрытия, — в этот же момент Торанага выпустил Кого. Мощными ударами крыльев о воздух птица набрала скорость и бросилась в погоню за зайцем — прямая как стрела… В ста шагах впереди на неровной местности виднелись заросли куманихи, и заяц стремился туда, молниеносно петляя. Кого сокращала расстояние, срезая углы, разрезая воздух в нескольких футах от земли… Вот она оказалась над своей добычей, ударила — заяц вскрикнул, кинулся назад и снова, стрелой, вперед. Кого мчалась вдогонку, крича свое «ек-ек-ек», недовольная, что промахнулась. Заяц еще раз крутанулся в последнем броске к спасению и закричал — Кого ударила и уцепилась когтями за шею и голову, бесстрашно держась за него… Она сложила крылья, держа зайца за шею и не обращая внимания на неистовые дерганья и кувыркания… Последний вскрик зайца… Кого отпустила его, на мгновение взмыла в воздух, одним резким движением расправила взъерошенные перья — и снова упала на теплое, дергающееся тело, сжав когти в смертельной хватке… И только потом издала свой победный клич и довольно засвистела, посматривая на хозяина…

Торанага рысью подъехал ближе и спешился, показывая ей приманку. Ястреб послушно оставил свою добычу и, когда он ловко спрятал приманку, послушно уселся на протянутую перчатку. Торанага ухватился пальцами за ремешки на ногах у птицы и через кожу, в которой были проложены стальные полосы, почувствовал, как она сжала ему руку…

— Э-э-э, хорошая работа, моя красавица. — Он наградил птицу лакомством — частью заячьего уха, отрезанного загонщиком. — Ну, перекуси, но не слишком много — тебе еще нужно будет поработать…

Улыбаясь, загонщик поднял зайца.

— Господин! Он наверное, раза в три-четыре тяжелее, чем она… Лучше всех, кого мы ловили за последнее время…

— Да. Отправь его в лагерь Анджин-сану, — Торанага снова сел в седло и махнул остальным, чтобы они ехали вперед — еще один загон.

«Да, все выполнено прекрасно, но не так волнующе, как тогда, когда убивал сокол. Ястреб есть ястреб — птица-мясник, убийца, рожденный убивать всюду и всех, кто движется. Как ты, Анджин-сан… Да, ты короткокрылый хищник… Вот Марико была соколом…»

Он отчетливо представил себе Марико, и ему страстно захотелось, чтобы не надо ей было ехать в Осаку и затем отправляться в Пустоту. «Но это необходимо, — терпеливо повторил он себе. — Надо было освободить заложников. Не только моего сына, а всех остальных. Теперь у меня еще пятьдесят союзников, тайных друзей. Ваше мужество и мужество госпожи Эцу вынудили перейти на мою сторону их всех и всех Маэда, а вместе с ними и все западное побережье. Ишидо придется выйти из своего недоступного логова, регенты разделятся, а Ошиба и Кийяма кинутся ко мне на руку. Вы сделали все это и даже более того: вы дали мне время, позволяющее создать ловушку и кинуть туда приманку.

Ах, Марико-сан, кто бы мог подумать, что такая маленькая, изящная женщина, как вы, дочь Дзу-сан Кубо, моего старого противника, изменника Акечи Дзинсаи, могла сделать так много и так красиво! С таким достоинством отомстить Тайко, врагу и убийце своего отца! Один стремительный бросок, словно Тетсу-Ко, — и вы поразили вашего врага, который в то же время и мой враг.

Так печально, что вас больше нет. Такая верность заслуживает особых милостей».

Торанага тем временем поднялся на гребень, остановил лошадь и крикнул, чтобы ему дали Тетсу-ко. Сокольничий взял у него Кого, Торанага погладил птицу, в последний раз сидевшую у него на перчатке с колпачком на голове, снял колпачок и бросил ее вверх… Потом долго следил, как она поднимается кругами, высматривая добычу… «Свобода Тетсу-ко — это мой подарок вам, Марико-сан. — Он мысленно обращался к ней, наблюдая, как сокол спиралью уходит все выше… — Чтобы почтить вашу преданность мне, вашу преданность родителям и нашему важному правилу: любящий сын или дочь не могут спокойно жить под одним небом с убийцей своего отца».

— Ах, как мудро, господин! — обратился к нему сокольничий.

— Что?

— Отпустить Тетсу-ко, освободить ее. Последний раз, когда вы отпустили ее, я думал, она не вернется, хотя и не был уверен. Ах, господин, вы лучший сокольничий в нашем государстве, лучший, — если смогли определить наверняка, когда нужно отпустить ее на волю.