Джеймс Кервуд - Девушка на скале

Ветер со зловещим стоном проносился по темному хвойному лесу, сгибая вершины деревьев. В эту декабрьскую ночь случайный путник, очутившийся на опушке, увидел бы перед собой трансконтинентальный экспресс, казавшийся цепью тусклых огней. Они манили своей теплотой, но в то же время казались призрачными. Между тем экспресс, беспомощный и неподвижный, похожий на какую-то волшебную тень, сливался с тьмой северной ночи. Длинной вереницей надвигались с севера снеговые тучи и проносились совсем низко над землей. Время от времени раздавался насмешливый вой ветра, как бы издевавшегося над этим созданием человека и над теми живыми существами — мужчинами и женщинами, — которые в нем укрылись: они начинали дрожать, и их напряженные бледные лица со все возраставшим беспокойством вглядывались в таинственный мрак ночи.

Прошло уже три часа, как эти люди пристально всматривались в ночную тьму. Вначале многие из пленников этих занесенных снегом вагонов испытывали удовольствие. В неожиданных приключениях есть что-то приятное, и это приключение в течение короткого промежутка времени казалось исключительно занимательным. Было тепло и светло, раздавались голоса женщин, мужской смех и шум детских игр. Но сейчас даже самый беззаботный шутник сидел молча, кутаясь в свою шубу, а молодая женщина, хлопавшая в бессмысленной радости в ладоши, когда узнала о том, что поезд занесен снегом, сейчас дрожала и плакала. Было холодно; на опушке леса градусник, наверно, показал бы не меньше сорока градусов ниже нуля. Внутри вагона еще сохранилось немного тепла, но с каждой минутой становилось все холодней. Окна покрылись седым инеем. Отдавшие свои шубы женщинам и детям мужчины чаще других посматривали на свои часы. Занимательное приключение становилось серьезным и малоприятным.

Проходившему проводнику в двадцатый раз задавался один и тот же вопрос.

— Кто его знает, — проворчал он в ответ красивой молодой женщине, к которой раньше отнесся бы с вежливым вниманием, — паровоз и тендер ушли три часа тому назад, а до ближайшей станции всего двадцать миль. Они могли бы давно вернуться с нужной помощью, не правда ли?

Молодая женщина не ответила, только легкой гримасой молчаливо согласилась с последним замечанием.

— Три часа, — продолжал ворчать проводник, продвигаясь вперед со своим фонарем, — железная дорога на краю полярных стран — сущий ад. Когда вас здесь заносит снегом, то заносит, как следует.

Он остановился у купе для курящих, на мгновение заглянул туда, затем прошел дальше и, перейдя в следующий вагон, захлопнул за собой дверь.

В этом купе друг против друга сидели двое мужчин. Они не обратили внимания на проводника. Поглощенные разговором, они, казалось, совсем забыли о буре.

Старший из собеседников наклонился вперед. Ему было лет пятьдесят; рука его, красная и узловатая, несколько секунд лежавшая на колене Дэвида Рэна, напоминала руку человека, всю жизнь проведшего в борьбе с дикой природой. О такой же жизни говорило и его лицо, на котором кожа потемнела и огрубела от ветра и северного солнца; о том же свидетельствовало и бесчисленное множество тонких морщинок вокруг глаз. Он был невысокого роста, значительно ниже Дэвида. Несмотря на легкую сутуловатость, во всей его фигуре чувствовались сила, энергия и любовь к жизни и ее тайнам. В дикой северной стране он был известен как отец Ролан.

Его собеседнику было не больше тридцати восьми лет, — быть может, даже годом или двумя меньше. Своими светлыми, серыми глазами, которые, однажды увидев, нелегко было забыть, он прямо смотрел на отца Ролана. Он производил впечатление человека, перенесшего болезнь и еще окончательно не поправившегося. Отец Ролан, положив руку на колено своего собеседника, произнес:

— Итак, вы говорите, что боитесь за своего друга?

Дэвид Рэн утвердительно кивнул. Складки вокруг его рта стали резче.

— Да, я боюсь.

На мгновение он отвернулся к окну. Бесчисленные снежинки с внезапно усилившейся яростью набросились на окно: казалось, что защищенное от них бледное лицо приводило снежных демонов в бешенство.

— Я склонен сильно беспокоиться о нем, — прибавил Дэвид и слегка пожал плечами.

Он снова взглянул на отца Ролана.

— Слышали ли вы когда-нибудь о заблудившемся человеке? — спросил он. — Не в лесу и не в пустыне, а в жизни? Слышали ли вы о человеке, потерявшем точку опоры, о человеке, из-под ног которого ускользнула почва?