Джеймс Кервуд: Девушка на скале

Сквозь полузакрытые глаза отец Ролан видел, как склонилась голова Рэна и суровая складка залегла у его рта. Когда он снова заговорил, его голос изменился и казался почти бесстрастным.

— Иногда судьба творит с людьми любопытные штуки, не правда ли? Путь впереди оказался не в порядке, и мой друг вернулся с дороги. Его не ждали. Поздно ночью он приехал домой и, открыв дверь своим ключом, бесшумно вошел, боясь разбудить ее. В доме было тихо, только проходя мимо ее комнаты, в которой горел свет, он услышал приглушенные голоса. Он прислушался, затем вошел.

Наступило напряженное молчание, нарушавшееся только громким тиканьем часов отца Ролана.

— Что случилось затем, Дэвид?

— Мой друг вошел, — повторил Дэвид. Он посмотрел прямо в глаза отцу Ролану и увидел в них немой вопрос. — Нет, он не убил их. Он и сам не знал, что удержало его от убийства… мужчины. Он был трус — этот господин. Он отполз, точно червяк. Быть может, именно поэтому мой друг пощадил его. Но удивительней всего было то, что женщина, его жена, не испугалась. Она встала — золотистый поток ее рассыпавшихся волос, которые он так любил, покрыл ее до колен — она смеялась! Да, она смеялась сумасшедшим смехом; быть может, испуганным смехом, но смеялась. Он никого не убил. Ее смех, трусость мужчины спасли обоих. Он повернулся, закрыл дверь и ушел из дому.

Дэвид Рэн остановился, словно его рассказ был окончен.

— И это конец? — мягко спросил отец Ролан.

— Его мечтам, надеждам, радости жизни — да, это был конец.

— А что же затем случилось с вашим другом?

— Мой друг не отличался нерешительностью. Я всегда считал его способным выйти из любого положения. Он был настоящим атлетом, увлекался боксом, фехтованием, плаванием. Если бы когда-нибудь прежде ему пришла в голову мысль о возможности того, что предстало его взору в комнате жены, он не раздумывал бы, как ему следует поступить; он счел бы себя вправе убить. А в ту ночь он ушел, оставив их не только безнаказанными, но вместе. Вероятно, он был слишком потрясен для того, чтобы что-либо предпринять. Я думаю, что смех — ее смех — подействовал на него, как сильное наркотическое средство. Вместо того чтобы вызвать в нем кровожадные инстинкты, порыв ярости, этот смех каким-то странным образом притупил все его чувства. Долго еще слышался ему этот смех. Мне кажется, он никогда его не забудет.

Всю ночь бродил мой друг по улицам Нью-Йорка, не замечая прохожих, попадавшихся ему навстречу. Наступившее утро застало его на Пятой авеню, на расстоянии многих миль от дома. Шум пробудившейся жизни, поток людей, запрудивший улицы, вернули его к действительности.

Он не пошел домой. Он не встретился больше с этой женщиной, своей женой. Он ни разу не видел ее с той ночи, когда она стояла перед ним с распущенными волосами и смеялась ему в лицо. Даже приступив к разводу, он уклонился от личных переговоров. Мне кажется, что он поступил с ней благородно: через своих поверенных он перевел на ее имя половину своего состояния. Потом он уехал. С тех пор прошел год. Я знаю, с каким отчаянием боролся он этот год, стараясь воскресить в себе прежнего человека, и я твердо убежден, что это ему не удалось.

Дэвид Рэн замолчал, надвинул шляпу ниже на лоб и встал. Он был строен, хорошо сложен, довольно высокого роста, дюйма на четыре выше отца Ролана. Его одежда казалась на нем слишком широкой. Руки были неестественно тонки, а лицо носило отпечаток болезни и душевных страданий.

В глазах отца Ролана, тоже поднявшегося и стоявшего рядом с Дэвидом, светилось глубокое понимание. Мужчины пожали друг другу руки, и пожатие маленького отца Ролана казалось железным.

— Дэвид, уже много лет я живу в дикой стране, — заговорил он и в его голосе звучало сильное волнение. — Все эти годы там, в лесах, я помогал хоронить умерших и ухаживать за больными. Может быть, одному я научился лучше, чем большинство из вас, живущих в цивилизованной стране: как найти дорогу заблудившемуся в жизни человеку. Не отправитесь ли вы со мной, мой мальчик?

Их глаза встретились. Буря с новой силой накинулась на окно. Слышно было, как между деревьями стонал ветер.

— Вы рассказывали мне свою историю, — сказал отец Ролан почти шепотом. — Это была ваша история, Дэвид?

— Да, это моя история.

— А она была вашей женой?

— Да, моей женой.

Внезапно Дэвид освободил свою руку. С его губ едва не сорвался крик. Он еще ниже надвинул шляпу и вышел из купе.

Отец Ролан не последовал за ним. Он стоял, устремив взор на дверь, за которой исчез Дэвид, и в глубине его глаз зажегся огонь. Через несколько мгновений этот огонь погас, и с сумрачным, суровым лицом отец Ролан снова уселся в свой угол. Глубоко вздохнув, он опустил голову на грудь — и так сидел долго и неподвижно.