Джеймс Кервуд: Гризли

Великан гризли стоял неподвижно, как и медвежонок, и спокойно разглядывал его. Тогда Мусква с восторженным щенячьим визгом подбежал к нему. Тэр опустил огромную голову. Еще с полминуты оба простояли неподвижно, нос Тэра уткнулся в пушистую спину медвежонка. А потом Тэр, будто Мусква никогда и не терялся, как ни в чем не бывало зашагал вверх по склону, и счастливый медвежонок отправился следом за ним.

С тех пор много дней прошло в удивительных путешествиях и роскошных пирах. Тэр показал Мускве тысячу новых мест в обеих долинах и в разделяющих их горах. Были дни удачной рыбной ловли. Еще один карибу был убит в горах. Мусква все больше толстел и прибавлял в весе. К середине сентября он уже был ростом с большую собаку.

Затем появились ягоды, и Тэр знал, где их искать. Сначала в низинах поспела дикая малина, затем мыльнянка. А за ними — ни с чем не сравнимая черная смородина. Она росла в глубине леса, в холодке, и ягоды ее были чуть ли не с вишню, а по сладости она почти не уступала сахару, которым кормил Мускву Ленгдон. Черная смородина пришлась медвежонку по вкусу больше всего на свете. Она росла тяжелыми, огромными гроздьями. На усыпанных ими кустах почти не было листьев, и медвежонку ничего не стоило за какие-нибудь пять минут обобрать и слопать целую кварту смородины.

Но вот наконец миновала и ягодная пора. Наступил октябрь. Ночи стали очень холодными, случалось, что солнце не выглядывало по целым дням. Небеса помрачнели, и по ним ползли тяжелые облака. На вершинах гор снег становился все глубже и там, на высоте, уже больше не таял.

Снег выпал и в долине. Сначала только-только застелил землю белым ковром, на котором у Мусквы мерзли лапы. Снег этот пролежал недолго.

С севера задули холодные, сырые ветры. Монотонная музыка летней долины сменилась теперь заунывным воем ветра по ночам, тоскливым скрипом деревьев. И Мускве казалось, что весь мир становится другим.

В эти холодные, сумрачные дни Мускву особенно удивляло, что Тэр не уходит с ветреных склонов, — ведь ничего же не стоило взять да укрыться в низинах. И Тэр, если он вообще пускался в объяснения с ним, вероятно сказал медвежонку, что зима уже не за горами и что эти склоны — их последние кормильцы. Ягод в долинах уже не осталось и в помине, трава и коренья — что это за еда в такую пору… Им нечего сейчас попусту терять драгоценное время на поиски муравьев и гусениц, а вся рыба ушла в глубокие воды. В эту пору карибу становится чутким на запахи, как лиса, и быстрым, как ветер. И только на этих склонах еще можно кое-как пообедать сурками и гоферами — таков обед голодного времени. Тэр выкапывал их из земли, и Мусква изо всех сил помогал ему. Не раз им приходилось выбрасывать целые вагоны земли, прежде чем они добирались до уютных зимних квартир, где спало семейство какого-нибудь сурка. А иной раз им приходилось целыми часами копать, пока сцапаешь трех-четырех маленьких гоферов, которые не больше красной белки, но зато жирны просто на диво.

Так они прожили конец октября и встретили ноябрь. Вот теперь снег, холодные ветры и яростные метели, идущие с севера, взялись за дело всерьез. Пруды и озера затянуло льдом. А Тэр все еще оставался на склонах гор. У Мусквы по ночам зуб на зуб не попадал от холода, и ему казалось, что солнце так больше никогда и не засияет по-прежнему.

В один прекрасный день, примерно в середине ноября, Тэр вдруг бросил откапывать семейство сурков, спустился в долину и с самым деловитым видом направился на юг. Когда они тронулись в путь, то находились в десяти милях от каньона, лежащего выше грязевого бассейна. Но великан гризли шагал так быстро, что они добрались туда еще засветло.

Два следующих дня Тэр, казалось, перестал интересоваться всем на свете. Пищи в этом каньоне не водилось никакой, а Тэр слонялся возле скал, прислушиваясь да принюхиваясь, и вообще вел себя, с точки зрения Мусквы, более чем странно. В разгар второго дня Тэр задержался у сахарных сосен, земля под которыми была устлана опавшей хвоей, и принялся поедать ее. Хвоя не пришлась Мускве по вкусу, но что-то подсказывало медвежонку, что надо делать то же, что и Тэр, и он начал подбирать хвою язычком и глотать, понятия не имея, что это сама мать-природа заканчивает их последние приготовления к долгой спячке.

Было уже четыре, когда они подошли к входу в глубокую пещеру, ту самую, в которой Тэр появился на свет. Здесь гризли снова задержался, принюхиваясь по привычке. Темнело. Над каньоном завывала снежная буря. Щиплющий ветер то и дело налетал с горных вершин. Небо было черным, валил снег.