Джеймс Кервуд - Гризли

И, когда Тэр, бросившись на собак, отогнал их на добрых двадцать ярдов в сторону ущелья, Ленгдон поспешно залег за камень.

Если он еще не опоздал совсем, то спасти гризли теперь может только одно. Стая эрделей отступила еще на несколько ярдов вниз по склону, и Ленгдон прицелился в нее. Одна мысль настойчиво сверлила его голову — он должен пожертвовать своими собаками, иначе обречет Тэра на гибель в тот самый день, когда тот даровал ему жизнь! И он, не колеблясь, спустил курок.

Стрелять приходилось с далекой дистанции, и первая пуля взвихрила фонтанчик пыли футах в пятидесяти от эрделей; надо было взять прицел выше. Второй выстрел, и снова он промахнулся. Звук третьего слился с пронзительным воем, которого Ленгдон, однако, не расслышал, и одна собака покатилась кувырком с откоса.

Сами по себе звуки выстрелов не испугали Тэра. Но когда он увидел, как один из его врагов высоко подпрыгнул и затем покатился с горы, гризли поспешил в укрытие, за каменные глыбы. Раздался четвертый выстрел, пятый… При пятом выстреле собаки с отчаянным визгом кинулись обратно в ущелье. Одна из них припадала на перебитую переднюю лапу. А Ленгдон вскочил на камень, служивший ему до этого опорой при стрельбе, и вгляделся в линию горных вершин. Исквау только что достигла вершины. На мгновение задержалась и посмотрела вниз. Но вот она исчезла.

Тэр под прикрытием каменных громад и огромных глыб выветрившегося песчаника двигался по следу медведицы. После того как Тэр скрылся, из ущелья выскочили запыхавшиеся Брюс и Метусин. Оттуда, где они стояли, даже по вершине горы можно было стрелять наверняка. Поэтому Ленгдон закричал как сумасшедший и замахал им руками, указывая вниз .

Брюс и Метусин не замедлили попасться на эту удочку, хотя собаки уже снова яростно лаяли у камней, среди которых исчез Тэр. Охотники сейчас же решили, что Ленгдону оттуда, где он стоял, видно продвижение медведя и что гризли сейчас несется в долину. И, только пробежав более ста ярдов вниз по склону, они остановились и оглянулись на Ленгдона, ожидая от него дальнейших указаний. Но на этот раз Ленгдон, стоя на камне, показал им рукой на линию горных вершин.

Тэр в этот момент как раз переходил ее. На мгновение он, так же как и Исквау, задержался и бросил последний взгляд на человека.

И Ленгдон, прежде чем гризли исчез, помахал ему шляпой, и крикнул:

— Счастливо, дружище… счастливо!

Ночью Ленгдон и Брюс обсуждали новые планы. А Метусин сидел поодаль, покуривая с невозмутимым видом и время от времени пристально приглядываясь к Ленгдону, как бы все еще не в состоянии поверить в то, что произошло сегодня днем.

Пройдет много лун после сегодняшней ночи, и Метусин всегда будет рад случаю лишний раз поведать своим детям и внукам, друзьям и соплеменникам о том, как он однажды охотился с белым человеком, который перестрелял собственных собак, чтобы сохранить жизнь какому-то гризли. Ленгдон после этой истории уже не был для него прежним Ленгдоном, и после этого сезона Метусин никогда больше не пойдет с ним на охоту. Потому что теперь Ленгдон стал кесквау , то есть сумасшедшим. У него что-то разладилось. Великий Дух отнял у Ленгдона сердце и отдал его медведю гризли.

И, покуривая свою трубку, Метусин поглядывал на Ленгдона с некоторой опаской. Его подозрение окончательно утвердилось, когда он увидел, что Брюс и Ленгдон сооружают из кожаной корзины клетку, и понял, что медвежонок будет сопровождать их в долгом путешествии. После этого у него уже не оставалось никаких сомнений насчет состояния Ленгдона. Ленгдона «испортили». А подобная порча, по мнению индейца, не предвещала ничего хорошего.

На следующее утро вся экспедиция уже на рассвете была готова к долгому пути на север, и Брюс с Ленгдоном двинулись впереди вверх по склону и через хребет Скалистых гор в ту самую долину, из которой они впервые увидели Тэра. Вся экспедиция живописно растянулась за ними гуськом. Шествие замыкал Метусин. А в кожаной корзине, притороченной на одной из лошадей, ехал Мусква.

Ленгдон был весел и сиял.

— Это самая удачная охота в моей жизни, — сказал он Брюсу. — И я никогда не пожалею, что мы не убил и его.

— Много ты понимаешь! — пренебрежительно отозвался Брюс. — Возьмись я за это дело по-своему, его шкура сейчас была бы на спине Дишпен. Любой турист там, у железной дороги, отвалил бы за нее сотню долларов.

— А для меня он живой стоит несколько тысяч, — ответил Ленгдон и с этими загадочными словами приотстал посмотреть, как Мусква переносит путешествие.