охотники за фау

Баженов показал ей бутылку с яблочным запахом. Нет, это не ее бутылка. Устроили очную ставку с Сусанной Кашициной. Она уличала Колуйскую, напоминала, когда и как купила эту бутылку.

Колуйская отрицала:

— Милочка, вы ошибаетесь. Я понимаю ваше желание выгородить себя, но при чем здесь я!

Рыдающую Кашицину увели. Баженов готов уже был извиниться и отпустить Колуйскую, когда вошел Ольховский и поставил на стол четвертинку с желтоватой жидкостью.

— Трехведерный бочонок закопан в погребке у этой гражданки, — сказал он. — Почти наполовину наполнен вот этим, — он кивнул на четвертинку.

Баженов налил из бутылки на ладонь и понюхал — запах яблок.

— Встать! — крикнул он на арестованную, которой сам перед этим предложил сесть. Она поднялась.

Обида за погибающих боевых соратников, обида за заподозренных девушек, обида за себя, которого чуть не провела эта диверсантка, внезапно вылилась в такой гнев, что он уже не мог говорить спокойно. Он кричал, кричал на Колуйскую так, как никогда до того не кричал ни на кого. И вдруг эта сдержанная женщина тоже закричала*

— Ах, так! Так знайте же: я ненавижу вас! Всех вас, красных и красненьких! Вы убили моего сына, мстившего вам с оружием в руках. Я добиралась до тебя, красная сволочь! Я хотела отравить тебя, комендант! Ушел ты от кары. Зато не ушли другие. Я отомстила. Я хорошо отомстила! Будете помнить, проклятые! Ройте в песке за огородом. Убедитесь. Все равно вы обречены. Западная цивилизация против вас, азиатов!

— Лейтенант Ольховский!

— Я!

— Повесить! Повесить отравительницу-диверсантку там же на площади, где они казнили патриотов, и доску ей на грудь, чтобы знали врага, змею, предателя! Выполняй!

— Старший лейтенант Баженов, отставить! - крикнул Сысоев.

— Лейтенант, выполняйте приказание, приказание коменданта! К черту, не лезь, Петер, - я за себя не ручаюсь. Пойду в штрафную роту, а ее повешу!

Ольховский увел арестованную и свидетелей.

Баженов бросился в кресло и закрыл глаза. Его трясло, голова раскалывалась от боли. Сысоев подошел к телефону, вызвал генерала, кратко доложил и передал трубку Баженову. Баженов выслушал, начал было спорить, потом извинился, сказал: «слушаюсь! Будет выполнено!»

Он написал на листке Ольховскому, чтобы тот сдал арестованную в тюрьму, под расписку. Что-то вспомнив, приписал: «Хорошенько обследуй огород и песок за огородом Колуйской». Затем он снова взял трубку, обстоятельно доложил о ЧП с обоими помощниками и об импровизированном суде над Мюллером.

Заканчивая разговор, он вновь попросил освободить его от комендантства. Генерал ведь и сам видит, что нет у Баженова для этой роли ни должных способностей, ни выдержки, ни опыта...

Генерал был огорчен случившимся с майорами и обещал прислать врача-специалиста. Пусть Баженов пока продолжает комендантствовать, через два-три часа он направит ему двух помощников. Политработник подполковник Шемахин выполнял сложные поручения. Может быть его заместителем. Второй — уже знакомый ему командир роты охраны штаба. Демобилизационные настроена похерить! Почему он не доложил об успехах на электростанции? Это ж великолепно! Пусть сделают проводку к зданию театра. Завтра они привезут всю городскую власть, всех партийных руководителей, военного коменданта, милицию и прочих. Вечером пусть организует первое собрание освобожденных граждан в театре. Все не поместятся, пусть распределит приглашения через свои «квартальные тройки». После официальной части покажут последнюю кинохронику и художественный фильм, выступит ансамбль песни и пляски. И чтобы проследил, не осталось ли где в театре мины. Здание разминировано, но могут быть и «штуковины». Он уже знает об обнаруженных в городе.

Баженов пересказал Сысоеву весь разговор.

— Ты так и не понял, — заметил Сысоев, — от чего я тебя уберег.

— Ну, воевал бы в штрафном батальоне, — беспечно пожал плечами Баженов.

— Но прежде всего ты не получил бы ни ордена, к которому тебя уже представили, ни звездочки капитана. Аттестация, скажу по секрету, уже утверждена... Когда приедет Андронидзе, давай-ка обдумаем план описания «Ключевской операции», ладно?

— Я вот какой план обдумываю: давай-ка мы прежде всего поужинаем и немного выпьем; только не желтоватой.

На другое утро Баженов разговаривал с командиром партизан Льохой и приказал часовому никого не впускать. Вдруг дверь с силой распахнулась и не вошел, а ворвался Овсюгов. Он был преисполнен благородного негодования.