Ростислав Самбук - Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман

— Но ты не учитываешь состояние моего здоровья, — начал пан Модест, — кроме того, дела…

— Состояние вашего здоровья, — весело сказал кто–то в углу, и Сливинский не сразу сообразил, что это майор Гелбрайт, — позволяло вам когда–то служить в гестапо, и вы представляете, что сделают красные, если мы выдадим им военного преступника Модеста Сливинского?

Он говорил и смотрел на пана Модеста доброжелательно, чуть ли не по–дружески, и Сливинский понял, как обманчива бывает внешность. Его охватил ужас — должно быть, он побледнел, потому что Павлюк налил в стакан воды и придвинул к Модесту. Тот выпил залпом и повертел шеей в твердом воротничке, будто на шее уже затягивается петля. Впервые в жизни представил себе, как плохо тому, кто стоит под виселицей. Жалобно заговорил:

— Но ведь, господа, я совсем не преувеличиваю, когда говорю, что здоровье…

— Слушай, — перебил его Павлюк, — неужели ты не понимаешь? Или — или…

— И ты, Брут… — безнадежно махнул рукой Сливинский. — Но как же вы думаете провести всю эту операцию?

— Я был уверен, что голос разума в тебе победит, — почему–то подмигнул ему Павлюк.

Но пан Модест думал о своем: «Боже мой, снова туда! Говорят, что энкавэдэшники хватают всех подряд… И это когда есть вилла, налаживается жизнь». Даже вонючий крольчатник сейчас показался ему чуть ли не земным раем. Но о чем ведет речь этот Павлюк?

— Воробкевичу не повезло… — Даже голос у Мирослава какой–то противный. — Бежал, и его застрелили. В тот же день взяли хозяина явочной квартиры, где Северин скрывался в последние дни. Значит, они знали явку, и Воробкевич на этом и погорел. Но Северин жил еще на трех–четырех квартирах — где–то, на одной из них, он, очевидно, и оставил чемодан. Мы должны сделать все, чтобы спасти его от большевиков.

— Но ведь от Мюнхена до советской границы не одна сотня километров, и я никогда не проходил специального курса обучения…

— Пусть это тебя не волнует. — Павлюк вопросительно посмотрел на майора. Тот чуть заметно кивнул. — Мы доставим вас на польско–советскую границу, и надежные люди проведут через нее. Никто и не подумает искать вас.

— Мне не нравится Хмелевец, — вздохнул пан Модест. — По–моему, он тоже не очень симпатизирует мне.

— Это ты зря, — запротестовал Павлюк. — Лучшего партнера не найти: прекрасно владеет оружием, решителен, принимал участие в разных акциях. К тому же бык, — захохотал он, — а физическая сила тут ох как понадобится! А ты, я убежден, сумеешь выпутаться из любой передряги. Прекрасно знаешь город… Лучшую пару трудно подобрать…

— Ты явно переоцениваешь мои возможности.

— Мы советовались, кому поручить это дело, — вышел из своего угла американец. — Я бы сказал, деликатное дело. И ваша кандидатура прошла во всех инстанциях.

— Хотел бы, чтобы она провалилась в первой же, — пробормотал сквозь зубы Сливинский, но майор не обратил на это внимания.

— Вам следует взяться за дело побыстрее, без малейших проволочек. Эти списки нам, — Гелбрайт выразительно провел ребром ладони по горлу, — вот как нужны. Мы заинтересованы в том, чтобы вокруг этих документов не было шума. Конечно, заинтересован и господин Бандера. Вы должны ценить это…

«Пусть бы сам Бандера и ехал», — злобно подумал Сливинский. Но что он мог сделать: его приперли к стенке.

— Итак, считаем дело улаженным, — быстро сказал Павлюк и незаметно подмигнул Сливинскому. — Где же наша очаровательная хозяйка?

«И чего ради он кривляется?» — неприязненно подумал пан Модест. Ему неприятно было смотреть на Павлюка, на его бледные, плотно сжатые губы. Он неохотно встал, выглянул в окно. Жена сидела неподалеку в тени.

— Гости соскучились по тебе, любимая.

Майор встретил пани Стеллу на пороге. Предложил:

— Вы живете в очаровательном уголке. Познакомьте меня, пожалуйста, с вашим раем.

Это было уж слишком! Пан Модест побагровел и хотел было вмешаться, но Павлюк похлопал его по плечу и сделал какой–то таинственный знак.

— Мы уточним с паном Модестом детали, — сказал он.

Гелбрайт махнул рукой и, не отвечая, пошел за Стеллой.

— Какой нахал!.. — пробормотал Сливинский, когда американец был уже далеко. Сердито смахнул с плеча руку Павлюка: — А еще друг! Кроме меня, некого было послать?

— Тише! — Мирослав потащил его в дальний угол комнаты. — Слушай внимательно…

— Уже наслушался, — капризно оттопырил губу Сливинский.

— Не будь сумасшедшим, — понизил голос Павлюк. Настороженно оглянулся вокруг и прошептал: — В чемодане Воробкевича на двести тысяч долларов валюты. И никто об этом не знает…